Гибель гигантов
Шрифт:
И он взял на работу Маргу.
Сейчас его зазноба была на сцене, репетировала с группой новый номер, пока две темнокожие женщины в платках вытирали столы и подметали пол. Марга была в обтягивающем платье и с ярко накрашенными губами. Левка взял ее на работу, даже не представляя себе, хороша ли она как танцовщица. Оказалось, она не просто хороша — а настоящая звезда. Сейчас она выводила песню про то, как ждет всю ночь своего любимого.
— Хоть я страдаю от отчаянья, Но ожидание Воспламенит любовь, Когда придет он вновь…Левка прекрасно понимал, что это значит.
Он посмотрел номер до конца. Она сошла со сцены и поцеловала его в щеку. Он взял две бутылки пива и пошел за ней в гримерку.
— Номер просто блеск! — сказал он.
— Спасибо, — она приложила бутылку к губам. Левка смотрел, как ее алые губы сжимаются на горлышке бутылки. Она долго пила. Потом поймала его взгляд, сделала еще глоток и улыбнулась.
— Наводит на мысли?
— Еще бы! — Он обнял ее и стал гладить ее тело. Через пару минут она опустилась на колени, расстегнула ему брюки и взяла в рот напрягшийся член. У нее хорошо получалось, лучше, чем у всех остальных, кого он знал. Либо ей действительно это нравилось, либо она лучшая актриса в Америке. Он закрыл глаза и застонал от удовольствия.
Дверь открылась и вошел Джозеф Вялов.
— Значит, это правда! — в бешенстве воскликнул он.
Следом за ним явились двое его громил, Илья и Тео.
Левка перепугался до смерти. Он попытался застегнуть брюки и одновременно принялся бормотать извинения.
Марга быстро встала и вытерла губы.
— Вы в моей гримерке! — возмущенно воскликнула она.
— А ты в моем клубе, — ответил Вялов. — Но теперь с этим покончено. Ты уволена.
От повернулся в Левке.
— Женат на моей дочери — так не смей трахать прислугу!
— А он меня не трахал! — с вызовом сказала Марга. — Господин Вялов, вы что, не заметили?
Вялов ударил ее кулаком по губам. Она с криком отлетела, из разбитой губы потекла кровь.
— Ты уволена, — сказал он. — Пошла вон!
Она схватила сумочку и убежала.
Вялов обернулся к Левке.
— Ах ты сволочь! — сказал он. — Я что, мало для тебя сделал?
— Папа, простите меня! — взмолился Левка. Тестя он боялся панически. От Вялова можно было ждать чего угодно: людей, которые вызвали его недовольство, могли выпороть, подвергнуть истязаниям, искалечить, убить. У него не было ни жалости, ни страха перед законом. В своем мире он обладал царской властью.
— Только не говори мне, что это было впервые, — сказал Вялов. — До меня начали доходить слухи, едва я тебя сюда поставил.
Левка ничего не ответил. Это была правда. Раньше были и другие. Хотя после того как он взял на работу Маргу — больше никого.
— Ты здесь больше не работаешь, — сказал Вялов.
— Что вы хотите сказать?
— Ноги твоей в клубе не будет. Слишком много этих чертовых девок.
У Левки сжалось сердце. Он любил «Монте-Карло».
— Но что же я буду делать?
— Будешь работать в литейке у порта. Там женщин нет. Управляющий заболел и попал в больницу. Заменишь его.
— В литейке?! — вскричал Левка. — Я?!
— Ты же работал на Путиловском заводе!
— Конюхом!
— И в угольной шахте.
— Тоже конюхом!
— Все равно эта среда тебе привычна.
— Да я ненавижу ее!
— А я что, спрашиваю тебя, что ты любишь? Господи, я только что тебя со спущенными штанами застукал! Скажи спасибо, дешево отделался.
Левка замолк.
— Выметайся на улицу и садись в машину.
Левка вышел из гримерки. Он шел по клубу — Вялов следовал за ним — и не мог поверить, что уходит навсегда. Бармен и гардеробщица проводили его взглядом, чувствуя недоброе.
— Иван, сегодня за старшего ты, — сказал Вялов бармену.
— Слушаюсь, босс.
Автомобиль Вялова, «Паккард твин-сикс», ждал на обочине. Рядом гордо стоял новый шофер, мальчишка из Киева. Швейцар бросился открывать Левке заднюю дверцу. «В конце концов, я еще поеду на заднем сиденье», — подумал Левка.
Он утешал себя мыслью, что живется ему не хуже русского барина, а то и лучше. У них с Ольгой в просторном «доме прерий» было свое «детское крыло». Богатые американцы держали меньше прислуги, чем русские, но у них в домах было чище и светлее, чем во дворцах Петербурга. Здесь у всех были ванные комнаты, домашние ледники и пылесосы, центральное отопление. И вкусная еда. Вялов не разделял любви русской аристократии к шампанскому, но виски в баре у него всегда водился. А еще у Левки было шесть костюмов.
Когда страдал от грубости тестя, Левка мысленно возвращался в петербургское прошлое: единственная комнатенка, в которой они жили с Григорием, дешевая водка, грубый черный хлеб и похлебка из репы. Он еще помнил, как возможность ездить на трамвае, а не ходить пешком казалась ему роскошью. Развалившись на заднем сиденье, он посмотрел на свои шелковые носки и сияющие ботинки и сказал себе, что должен быть счастлив.
За ним в машину сел Вялов, и они поехали к порту. Литейная Вялова была уменьшенным вариантом Путиловского завода: такие же полуразвалившиеся здания с разбитыми окнами, такие же высокие трубы и черный дым, такие же грязные рабочие с угольными лицами. У Левки заныло в груди.
— Это называется «Буффальский металлургический завод», но он делает лишь одно: вентиляторы, — сказал Вялов. Автомобиль въехал в узкие ворота. — До войны это было убыточное предприятие. Я его купил и снизил рабочим плату, чтобы завод мог работать и дальше. В последнее время дело наладилось. У нас большой список заказов на пропеллеры для самолетов и кораблей, на радиаторы для броневиков. И теперь они требуют поднять зарплату, но мне, прежде чем я начну раздавать деньги, нужно вернуть потраченные раньше.