Гибель гигантов
Шрифт:
Вальтер побежал дальше. На протяжении нескольких сотен метров картина была все та же: разрушенные окопы, трупы врагов, отсутствие серьезного сопротивления. Наконец он услышал пулеметную стрельбу и тут же увидел свой взвод, залегший в воронках от снарядов. Он упал на землю рядом с сержантом, баварцем по имени Шваб.
— Мы их не видим, — сказал Шваб. — Стреляем на звук.
Шваб не понимал тактической задачи ударных батальонов. Они должны были обходить проблемные точки, предоставляя разбираться с ними идущей следом пехоте.
— Двигайтесь дальше! — приказал ему Вальтер. — Обходите пулемет!
Когда на время стрельба прекратилась, он встал и сделал своим знак рукой.
— Вперед! Вставайте, вставайте!
Они подчинились. Он повел их в обход пулеметного гнезда и дальше, через пустующий окоп.
Снова наткнулся на Готфрида. Лейтенант держал в руке жестяную банку с печеньем и на бегу торопливо его жевал.
— Невероятно! — проорал тот. — Вы только поглядите, какая у них еда!
Вальтер выбил банку у него из рук.
— Идиот! — крикнул он. — Вы здесь чтобы воевать, а не жрать! Вперед!
Он взглянул на компас, проверяя, верно ли направление движения. Он не знал, какие окопы попадались на пути, хозяйственные или ходы сообщения, так что их расположение мало что могло значить.
Англичане вслед за немцами создали многоуровневую систему укреплений. Пройдя первую линию, он предполагал скоро дойти до второй хорошо укрепленной траншеи с названием «красная линия», а потом — если удастся прорваться, — примерно в миле от нее будет третья линия укреплений, «коричневая». Дальше не будет ничего — незащищенная земля до самого западного побережья.
Впереди в тумане послышались взрывы снарядов. Не могли же это бить англичане? Они не стали бы стрелять по собственным позициям. Должно быть, это новая волна немецкого огневого вала. Он и его люди в опасности: их может накрыть огонь собственной артиллерии. Он обернулся. К счастью, большинство солдат следовали за ним. Вальтер поднял руку.
— В укрытие! — крикнул он. — Передай дальше!
Им и не требовалась команда, так как они сделали те же выводы, что и он. Они отбежали на несколько метров назад и спрятались в пустые окопы.
Все шло отлично.
На дне окопа лежало трое английских солдат. Двое были неподвижны, третий стонал. Где же остальные? Возможно, бежали. Или же это взвод прикрытия, оставленный защищать позицию, чтобы у их товарищей было больше возможностей уйти.
Один из мертвых англичан был громадного роста, с длинными руками и ногами. Грюнвальд немедленно стащил с трупа обувь.
— Мой размер! — сказал он Вальтеру, как бы оправдываясь. У Вальтера не хватило духа его остановить: ботинки Грюнвальда протерлись до дыр.
Он сел, отдышался. Вспоминая начало наступления, подумал, что все прошло как нельзя лучше.
Через час немецкие орудия замолчали. Вальтер собрал своих людей и повел вперед.
На полпути вверх по длинному склону он услышал голоса и поднял руку, останавливая ближайших к нему солдат. Впереди по-английски сказали:
— Да вообще же ни черта не видать!
Акцент показался Вальтеру знакомым. Австралийский? Нет, пожалуй, ближе к индийскому… Первому голосу ответил второй, с тем же акцентом:
— Ну если тебя не видно, значит, тебя и не подстрелят!
И вдруг Вальтер вспомнил: четырнадцатый год, огромный особняк Фица в Уэльсе. Именно так говорили там слуги. Эти солдаты впереди, — здесь, на опустошенных землях Франции, — валлийцы.
Сержант Билли Уильямс вглядывался в туман. Счастье, что хоть артиллерия замолчала, но это означало лишь, что немцы наступают. Что же ему делать?
Приказов не было. Его взвод занял редут, укрепление на высоте за первой линией обороны. В нормальную погоду с их позиции открывался широкий обзор длинного склона, полого спускающегося к груде булыжника, которая, должно быть, раньше была фермой. От их редута шел окоп, соединявший его с другими редутами, теперь невидимыми. Приказы всегда приносили из тыла, но сегодня никто не появился. Телефон не работал: должно быть, при обстреле повредило провод.
Ребята стояли или сидели в окопе. Они вышли из убежища, как только прекратилась стрельба. Иногда ближе к полудню из полевой кухни присылали тележку с большим чаном горячего чая, но сегодня вряд ли можно было на это рассчитывать. Они позавтракали пайком из жестяных коробок.
Во взводе был американский легкий пулемет системы Льюиса. Он стоял за окопом, над блиндажом. Пулеметчик, борстальский мальчик, девятнадцатилетний Джордж Барроу: хороший солдат, только совершенно невежественный. Джордж сидел за своим пулеметом, заслоненный от шальных пуль стальным казенником, и курил трубку.
Еще у них был миномет Стокса, вещь полезная, бившая трехдюймовыми снарядами на расстояние до восьмисот метров. Смертельно опасным специалистом по этому орудию стал капрал Джонни Понти, брат погибшего на Сомме Джоя Понти.
Билли забрался к Джорджу и встал рядом с пулеметом, но лучше видно не стало.
— Билли, а у других стран тоже есть колонии? — спросил Джордж.
— Ну да, — сказал Билли. — У французов — большая часть Северной Африки, у Голландии — Ост-Индия, у немцев — Юго-Западная Африка…
— А-а… — сказал Джордж разочарованно. — Я вообще-то слышал, но не верил, что это может оказаться правдой.
— Почему?
— А какое право они имеют управлять другими народами?
— А мы какое право имеем править Нигерией, Ямайкой или Индией?
— Ну, мы же англичане.
Билли кивнул. Джордж Барроу, никогда в жизни даже не видевший атласа, ощущал свое превосходство над Декартом, Рембрандтом и Бетховеном. И он был не одинок. Все они прошли обработку в школе, где рассказывали о военных победах Британской империи и никогда не говорили о поражениях. Им рассказывали о демократии в Лондоне, а не о тирании в Каире. Когда речь шла о британском правосудии, порка как законное наказание в Австралии не упоминалась, равно как голод в Ирландии и резня в Индии. Про то, как католики сжигали протестантов, в школе проходили, но упоминание, что протестанты при любой возможности отвечали католикам тем же, повергало школьников в шок. Мало у кого был такой отец, как у Билли, чтобы объяснить, что мир вовсе не такой, как рассказывают в школе.