Гибель старых богов
Шрифт:
— А что, царь! Я думаю, что полутысяча ассирийцев вытопчет твое княжество и не заметит. — заявил он.
Надо сказать, замечание было совершенно справедливое, но крайне несвоевременное. Царь как раз врал напропалую, как в одиночку победил трех воинов, и спустить подобное не мог.
— Да ты что, купец, с ума сошел? Вздумал оскорблять меня за моим же столом?
— Нет, князь, я не оскорблял тебя. Просто я думаю, что царь Ассирии великий полководец, а его воинам нет равных противников. Да они вас в камни втопчут, и даже не заметят.
Собрание зашумело.
— Да если царь Ассирии придет сюда, ему придется уйти поджать хвост, как побитому шакалу. Мои воины непобедимы!
— Да! — заорало высокое собрание.
— Но великий царь Синаххериб…..- попытался продолжить купец.
— Да к демонам его! Не боимся мы этого царька. А придет к нам, мы его тут и похороним. А потом с гор спустимся и его города на копье возьмем! А потом его баб возьмем. А самого царя на кол посадим. Я сказал!
— Да! — орали пьяные горцы. — Мы их всех положим!
Побледневшие купцы стали собираться, внезапно вспомнив, что у них есть очень важные дела. Ведь первый, кто сообщит о неслыханном оскорблении людям великого царя, скорее всего, останется жив. А из этого места нужно срочно убираться, тут скоро будет очень неспокойно.
— Я думаю, царь, ты просто хвастун! Ты не справишься с ними.
Багрово-красный Манийаэ встал и вытащил купца за бороду в центр зала.
— Я тебя зарежу, купец. Молись.
— Великий царь, не убивай, — заверещал Син-Или. — Я дарю тебе весь мой товар, только не убивай!
Манийаэ с наслаждением отхлестал купца по щекам и пинками выгнал его на улицу.
— Если ты, паршивая собака еще будешь тут, когда закончится пир, я тебя лично на куски порежу. И чтобы в моих землях не появлялся больше.
Пир закончился не раньше, чем закончилось вино, то есть под утро. Проснувшийся к обеду князь, вышел во двор, моргая опухшими глазами.
— А где все купцы?
— Уехали рано утром.
— А этот?
— И он уехал. Его верблюдов мы охраняем. Без тебя, царь, не трогали ничего.
— Ну пойдем, посмотрим.
Вскрыв тюки, царь сумасшедшим взглядом осматривал свалившееся на голову богатство. Двести чешуйчатых панцирей, двести шлемов, столько же мечей и щитов. И на закуску- пятьсот дротиков и двадцать тысяч стрел отличного, невиданного в нищих горах, качества.
— Да это же…. — царь задохнулся от открывающихся перспектив. — Да мы же тут всех….
— Никого мы тут, — сурово припечатал стоящий рядом сотник, — воинов поберечь надо. Может боги дадут, отобьемся от Великого Царя, с таким-то оружием.
— Ка… ка… какого Великого Царя? — изумленно промычал Манийаэ.
— Да ты, князь, вчера столько наговорил, что Великого Царя Ассирии в гости ждем. Думаю, сам приедет, чтобы на тебя посмотреть.
Через три месяца. Аншан.
— Сиятельный, я прощён? Я могу вернуться к своим делам и к свой семье? — спросил склоненный Син-Или.
— Да, купец, у великого царя больше нет к тебе вопросов. Ты можешь заниматься торговлей, и твоя семья в полной безопасности, как и твое имущество. — заявил Надзирающий за Порядком Великого Царя Аншана и Персии. — Но если еще раз… То по всей строгости закона и сразу, запомни.
— Да, сиятельный. Спасибо, спасибо! — и купец, пятясь задом выполз из двери, вытирая градом катящийся пот.
Про Надзирающего за Порядком ходили самые странные слухи. Одни говорили, что он бывший жрец великого бога Иншушинака, другие- что он был учителем и преподавал математику. Но никто этим врунам не верил, потому что ни на жреца, и уж тем более на учителя, сиятельный Хутран похож не был. Человек, вычистивший Аншан от преступности с совершенно свирепой эффективностью, не мог быть служителем бога. А представить его в роли учителя математики было просто смешно.
Суровый аскет, равнодушный к богатствам, происходил из старой жреческой семьи и семейное дело продолжил потому, что таков был обычай. После захвата Аншана персами он, по просьбе Пророка, был принят преподавателем в школу, но не задалось. Сам Отец, тряся серебряной пайцзой, ворвался к Максу и, брызгая слюной, потребовал удаления этого типа из школы. По словам Отца Школы, тому надо было не учителем работать, а разбойников ловить. Пророк задумался и вызвал своего бывшего патрона на разговор. С этой беседы учитель Хутран вышел сиятельным Хутраном, Надзирающим за Порядком царства Аншана и Персии.
Окунувшись в новую для себя жизнь, бывший эну преобразился. Будучи человеком абсолютно неподкупным и имеющим четкое понятие о справедливости, он принял постулаты новой религии, потому что она полностью соответствовала его личным моральным установкам. Преступный мир Аншана, который существовал в некоем взаимовыгодном балансе с властями, был вырезан беспощадно и быстро. Стражники просто брали известных им воров, а те под пыткой показывали на следующего. И так по цепочке все, кто жил неправедным трудом, включая скупщиков краденого, были выявлены и закопаны в длинной братской могиле за городской стеной. Получившийся вакуум попытались заполнить новые смертники, но радикально это ни на что не влияло, и в городах княжества воцарились тишина и покой. Ежели и случалась кража, то за украденную вещь давали такую награду, что вора сдавали свои же, а смельчак удостаивался удара палицей по глупой голове и пополнял собой безымянную могилу. Хоронить воров по человечески, то есть оставляя тела хищным птицам, как тут было принято, сиятельный Хутран запретил. Недостойны.
Так же быстро были пресечены попытки уклониться от уплаты налогов и взяточничество. Награда за информацию была столь весомой, что купцов сдавали собственные приказчики, а добровольцы шли подставлять писцов, провоцируя их на взятки.
Вот поэтому почтенному Син-Или пришлось рисковать своей головой, отрабатывая грешок, сделанный по незнанию местных особенностей. Купец был свободен, но сверлящий взгляд сиятельного до сих пор жег его, как огнем, создавая большое желание посетить одно укромное местечко.