Гибель старых богов
Шрифт:
Войско разразилось восторженными криками. Они из победоносного похода на Эллипи принесли куда меньше.
— Так что мы сделаем с предателями, которые послали нас на верную смерть?
— На кол их!
— На копья!
— На куски порежем! — солдаты орали, заводя себя и стоящих вокруг товарищей.
— Двум сотням копьеносцев — взять ворота под охрану. Городскую стражу- пинками по домам. И никого не трогать, шкуру спущу. Шума! — седой тысячник вышел из строя. — берешь половину своих, окружаем дворец.
— Слушаюсь, господин!
— Остальным ждать в лагере. Я передал голове купцов,
Войско восторженно заорало. Они уже и забыли, как выглядит мясо, и, тем более, вино.
Полтысячи тяжелых пехотинцев шло к царскому дворцу. Шума, седой ветеран, покусывал губу, рассеченную ударом ассирийского тесака. Тридцать пять лет он воюет, но из такой задницы выбрался впервые. И он не забыл свое обещание повесить на собственных кишках ту сволочь, что погнала их на убой. Это, конечно, была фигура речи. Шума по молодости как-то попробовал исполнить свою угрозу, но выяснилось, что кишки очень скользкие, и пока освободишь их от разных пленок, то виновный оказывается дохлым, помирая от болевого шока. А если не помирал, то душить ими категорически не получалось, опять-таки из-за того, что они скользкие. А так да, звучит очень волнующе, и на неопытные умы оказывает просто магическое действие. Особенно когда это говорит ветеран, прошедший десятки схваток, с мордой, изрубленной сильнее, чем колода мясника.
Отборные бойцы в хорошем доспехе оцепили дворец и максимально убедительно попросили дворцовую стражу собраться в отдельном помещении во избежание кровопролития. Солдаты, в каждом из которых сидело по полкувшина вина, а душу грело полученное серебро, стали в коридорах, пока Хумпан-Ундаш с командирами быстрым шагом шел к покоям царя, распугивая придворных, с мышиным писком разбегающихся по своим комнатам.
— Аттану, всех евнухов найди, особенно главного. Если эту жирную сволочь упустите, на ремни порежу.
— Слушаюсь, — крепкий сотник пошел исполнять приказание.
Двери в покои великого царя были раскрыты могучим пинком, и взорам воинов предстало пикантное зрелище. Великий царь Элама Халлутуш-Иншушинак, второй этим именем, умножитель государства, владеющий троном Элама, наследник царства в Эламе, любимый слуга богов Хумпана и Иншушинака стоял на карачках и постанывал, когда в его сиятельный зад заходил конских размеров член мускулистого нубийца. Надо сказать, что однополые отношения не были чем-то из ряда вон выходящим, но пассивная роль считалась довольно позорной и воинским сословием категорически не одобрялась. Активная — сколько хочешь, в походе особенно. А вот быть женщиной для воинов было западло.
— Да убейте уже кто-нибудь эту мразь, — не выдержал командующий.
— Которую? — поинтересовались воины, в которых тоже плескалось по полкувшина натощак. Вообще, дворцовые перевороты крайне редко проводились трезвыми людьми, весь восемнадцатый век в России тому пример. Там история Империи творилась просто в пьяном угаре.
— Да обоих. Мы что, за этого дырявого свои головы клали? В ножи его! И каждый по два удара, не меньше.
Через минуту одуревший от ужаса великий царь и ни в чем не повинный нубиец лежали, жестоко исколотые кинжалами, на окровавленном
— Нарам-Суэна сюда. Скажите ему, что царь тяжело заболел и внезапно умер. — Волчьим смехом засмеялись воины, почувствовав, как впервые в жизни голова кружится не от вина, а от власти, что куда сильнее и слаще, чем все вино на свете.
Через полчаса в покои притащили трясущегося суккала, который увидел жуткое зрелище и попытался упасть в обморок.
— Эй, не трясись, — поигрывая окровавленным кинжалом, сказал Хумбан-Ундаш. — Великий царь заболел и внезапно умер, и теперь ты великий царь. Понял?
Тот затряс головой, поняв из сказанного только слово «понял» и то, что его прямо сейчас убивать не будут.
— Ну понял, и хорошо. Нам еще этого жирного кастрата судить. Будешь судить жирного кастрата?
Нарам-Суэн снова затряс головой, показывая, что да, будет, и со всем старанием.
— Слушай, а ты как царь, гораздо лучше двух последних. Посмотри, как вопросы быстро решаются, — восхитился командующий. — Нашли евнуха?
— Нашли!
— Сюда тащите!
Перед двумя десятками нетрезвых воинов бросили на колени Великого Евнуха, который совершенно не понимал, что происходит, но точно знал, что выбраться живым будет большой удачей.
— Ну что, сын гиены, рассказать тебе, о чем я думал все время, пока мои воины подыхали от персидских мечей?
Евнух молчал.
— А я тебе сейчас расскажу, гнида. Я думал, кто же рассказал покойному государю, что войско из Адамдуна ушло на юг, воевать в Керман? А еще я думал, а кто же не рассказал, как ассирийцы строят финикийские биремы на Тигре и Евфрате? А еще кто-то, наверное, хотел, чтобы войско погибло без воды и пищи, утыканное персидскими стрелами, а наши земли достались Синаххерибу? А еще этот кто-то должен был знать, что три тысячи тяжелой конницы персов растопчут двадцать тысяч моих пехотинцев и не вспотеют. Ты, сволочь, не знаешь, кто этот кто-то?
Евнух продолжал молчать, а Хумпан-Ундаш опрокинул его могучим пинком в лицо, превратив нос в кровавую лепешку.
— Я полтысячи хороших парней за один день из-за тебя потерял, жирная жаба. Самых смелых, кто в первом ряду под стрелами стоял и на стены не ссал лезть, когда им на башку кипящее масло лили. Я некоторых по двадцать лет знал, а их потом по кускам хоронили. Палача сюда!
Палач появился достаточно быстро, потому что бежал бегом, подкалываемый сзади кончиком ножа.
— У тебя два часа. Он расскажет, на кого работал, сколько за это брал и где все его деньги. Если не расскажет, ты займешь его место. Что стал? Время пошло. Аттану, он на тебе. Как запоет, позовешь меня, я послушаю.
Командующий присел на окровавленное ложе и приобнял трясущего царя.
— А ты чего так испугался, светлый царь? Мы же не обезумели, чтобы бунт затевать. Просто воины из похода вернулись, и узнали, что, оказывается, батюшку твоего, великого царя, евнухи по приказу этого жирного мужеложца задушили. Ну и возмутились воины. А еще узнали, что Великий Евнух их на убой послал, в засаду. Вот ты скажи, мы правильно сделали, что отомстили за смерть твоего великого отца?
Нарам-Суэн отчаянно закивал головой, выражая полное согласие с этим в высшей мере похвальным поступком воинов.