Гибель старых богов

Чайка Дмитрий

Хумбан-Унташ впал в ступор. С одной стороны, он с царями за одним столом никогда не сидел, это было просто невозможно. А с другой стороны, царь-то из простых, спеси не набрал еще. И обращаться к нему как? Ахемен разрешил его сомнения.

— Садись. Мы в походе, так что без церемоний. А называть меня придется царь, тут уж по-другому никак нельзя. Давай сразу к делу.

— Давай, царь. И разреши мои сомнения, зачем ты заманил нас сюда, и почему даже сразиться не хочешь.

— А тут все просто как раз. Ну вот скажи, зачем мне своих воинов класть и твоих тоже, если скоро Синнахериб придет.

— Откуда знаешь? — подался вперед Хумбан-Ундаш.

— А чего тут знать-то, — улыбнулся перс. — Вы слабее его? Не спорь, слабее. Мардук-апла-иддина выдали Ассирии? Не выдали. Вот Синнахериб мидян добьет и к вам заявится. За вавилонским царьком придет, он спит и видит, чтобы из него чучело набить. Мне уже несколько человек сообщили.

— Ха, Мардук-апла-иддин на острове сидит, — засмеялся эламит. — Оттуда Синаххериб его не выковырнет. Нагита та еще дыра.

— Ничего-то вы не знаете, — сожалеюще сказал царь. — Ассирийцы на Тигре и Евфрате две верфи построили. Денег столько пообещали, что финикийские корабелы вприпрыжку прибежали, аж запыхались. Говорят, уже две биремы на воду спустили. Ты догадался, зачем они ему?

— Догадался, — хмуро сказал Хумбан-Ундаш. — Тут сложно не догадаться.

— А теперь скажи, твой царь как ответит, если на его город нападут?

— Войной пойдет, как еще? — удивился командующий.

— Ну а потом с вами что будет? Еще одну провинцию из ваших земель сделают? А через пять лет- из моих? И на кой демон мне такой сосед? Теперь понял, почему я твоих воинов еще с дерьмом не смешал и позволяю караванам вам еду возить?

— Нас пятьдесят тысяч, не смешаешь!

— А пойдем-ка! — резво вскочил с кресла царь. — Посмотришь кое-что.

Они вышли из шатра, и донельзя удивленный Хумбан-Ундаш увидел своих воинов, пьяных в дым, обнимающимися за столом с персами, пьяными не менее. Судя по всему, фаза застолья перешла в фазу «Ты меня уважаешь? Я тобой горжусь!». Некоторые затянули песни. Кто-то уже дремал. Боеспособность обеих полусотен лежала где-то на уровне достархана.

Они вскочили на коней и отъехали от шатра две сотни шагов. Зрелище, открывшееся взору эламита, потрясло его до глубины души. В небольшой долине шли учения тяжелой кавалерии- катафрактов. Закованные в бронзу всадники на конях, покрытых кожаными попонами, обшитыми металлической чешуей, отрабатывали различные упражнения. Командующей с нарастающей завистью смотрел, как всадники поднимают длинными копьями кольца от уровня земли, как учатся прицельно бить во вращающуюся мишень, размером с тарелку, как отрабатывают рубку с седла. Ахемен дал сигнал, и войско за минуту собралось в идеально ровный строй, собранный по сотням в пять рядов.

— Атаку хочешь посмотреть? — спросил царь. Эламит молча кивнул. По сигналу трубы конница отошла на двести шагов и выстроилась в три шеренги. Учитывая, что по фронту стояло по тысяче всадников, вид войска, растянувшегося на версту с лишним, просто подавлял. По сигналу трубы атаковала первая шеренга, постепенно набирая ход. За пятьдесят шагов всадники опустили копья, направив их на царя, а за тридцать шагов плавно по дуге развернулись влево и вправо. Вид несущегося на него войска, сотрясавшего землю, заставил Хумбан-Ундаша сцепить зубы, чтобы не показать страх. За первой шеренгой упражнение отработала вторая шеренга, а за ней — третья.

Ахемен молча развернулся и поехал к шатру.

— Все теперь понял?

Ташлишу сглотнул и кивнул головой. Одно это войско растоптало бы его пехоту, не заметив. А еще были конные лучники, тяжеловооруженная фаланга и тысячи аншанских пехотинцев. У его войска шансов не было.

— Почему ты еще не сковырнул нашего царя, с таким-то войском?

— Не хочу с Ассирией воевать, я же говорил. Не готовы мы. Выиграть можем, но войска лишимся. Зачем мне такая победа? — сказал Ахемен.

— Так чего же ты хочешь?

— Чтобы ты назад ушел и войско по домам распустил.

— Меня казнят за измену, — хмуро возразил Хумбан-Ундаш.

— А ты подумай! Разве это ты сказал, что я свое войско на юг увел?

— Не я.

— Разве ты знал, что ассирийцы флот строят? Не знал. А кто у вас это знать должен?

Лицо командующего начало отражать понимание.

— Ну и кто твою армию на убой послал, в то время как Синаххериб поход на Нагиту готовит?

— Ах он жирный ублюдок! — ударил по столу Хумбан-Ундаш. — Этот сучий кастрат, Великий Евнух.

— Ну вот, а я и не знал, ты сам виновного нашел, — спокойно сказал Ахемен, обгрызая сочную баранью ногу. — Ты мясо то ешь. А то я плохой хозяин получаюсь, раз гость голодный.

— Это что же? Измена во дворце? К демону это мясо. Прости меня, хозяин, не могу я есть сейчас. Нас же, как баранов, на убой послали. Армию под твои копья, без еды и без воды, а потом в беззащитную страну ассирийцы входят.

— Я не знаю, может измена, а может и глупость простая. Но виновен точно не ты. А ты тот человек, который со мной договорился и армию спас.

— От чего спас? Я же с тобой не бился.

— А ты поезжай к себе. Я через два дня тебя окружу и кавалерию свою людям твоим дам увидеть. Все поймут, что крышка вам. А потом ты со мной переговоры проведешь и убедишь меня разойтись миром, с оружием в руках и со всеми припасами. Да еще и награду воинам дашь- по сиклю серебра.

— Да где же я десять талантов возьму??? — поразился Хумбан-Ундаш.

— А я тебе дам.

— Зачем тебе это?

— Да затем, что воевать сильно дороже будет, сколько людей, коней погибнет, оружия и доспеха в негодность придет. Поверь, цена небольшая. Да и войско на тебя, как бога смотреть будет. И живыми уйдут, и при деньгах. А потом, когда настоящая беда придет, по твоему зову весь Элам соберется.

— Да, может сработать. Но ты же понимаешь, что великий царь после этого точно должен кого-то казнить? И пусть это буду не я.

— Ты запомни одно, — сказал Ахемен, — я тебе точно не враг. И мои лучники с твоими на одном языке говорят. А такого врага, как Синаххериб, по одному бить точно не получится. И Мидяне на севере силу набирают, и черноголовых, как песка в море. Надо вместе держаться. Подумай, об этом.

— Я подумаю, великий царь, — Хумбан-Ундаш склонился в искреннем поклоне. — Я очень крепко подумаю.