Гибель старых богов
Шрифт:
С позволения великого царя, которого давно уже никто ни о чем не спрашивал, ташлишу Хумбан-Ундаш занял покои в царском дворце, где и работал, принимая посетителей. Сегодня у него на приеме были люди самого сиятельного Хутрана, Надзирающего за порядком. Выбритые до блеска головы ясно говорили о том, что эти невозмутимые личности некогда были жрецами и многих прежних привычек не оставили. Все-таки должность жреца передавалась по наследству, и десятки поколений их предков удаляли волосы с тела, служа великим сущностям, ибо таков был обычай. После падения старых богов те служители Иншушинака, которые не смогли найти себе места в новой жизни,
— Сиятельный, мы получили сведения, о которых вы должны знать, — почтительно сказал старший из них, — вскоре на Элам обрушится нашествие всадников народа Гамирр.
— Как это возможно? — изумился сатрап, — они же кочуют далеко на севере, за пределами Ассирии.
— Царь даст им свободный проход через свои земли, — ответил бывший жрец.
— Если они пойдут всей силой, то нам скверно придется, — задумался ташлишу, — великий царь Ахемен пришлет помощь?
— Помощь будет, но не солдатами, — заявил посетитель, — мы ждем на юге все ассирийское войско. Нам же придется защищать города южного Элама.
— Да чтоб их придавила толстая жопа Иштар! — в сердцах выругался сатрап. — Решили по частям нас бить. А я уж обрадовался, думал, такую силу собираем, что погоним Синаххериба до самой Ниневии.
— Повелитель пришлет на помощь младшего брата, он донесет волю Великих.
— Камбис приедет? — оживился сатрап, — это хорошо. Он вояка толковый, а уж гадостей мне наделал в свое время, только держись. Да если он половину того, что я по Адамдуном натерпелся, сделает, то мы этих горцев в Варганском море топить будем.
— Граф Камбис просит предоставить ему место для размещения за городом, и чтобы вокруг на четверть фарсанга не было ни одного строения.
— О как! А у меня остановиться не хочет?
— У него важный груз, сиятельный.
Незаметно пролетела неделя. Сатрап работал почти круглосуточно, рассылая гонцов, получая сведения из разных уголков страны, читая отчеты о поставках продовольствия и оружия. На севере страны строились пирамиды из бочек, заполненных смолой, по примеру того, с чем он столкнулся при нападении на Адамдун. Он пересмотрел свои взгляды на ведение войны, и, скрепя сердце, признал, что сохранение мирного населения самым позитивным образом сказывается на собираемости налогов, а потому для крестьян был разработан порядок эвакуации в города. Из северных районов страны вывозилось зерно, либо закладывалось на хранение в крепости. В общем, забот было столько, что ташлишу не заметил, как настал тот день, когда к дворцу подъехал перс в хорошем доспехе и высоком
— Камбис! — заорал Хумбан-Ундаш, — здоров!
— И тебе того же, — заулыбался перс.
— А пойдем-ка со мной!
И сатрап увлек Камбиса в дворцовые конюшни, где того дожидался царский подарок.
— Конь! — охнул он, — тот самый? Глаза перса горели неподдельным, почти детским восторгом.
— Это от него жеребец. Лучший из моих табунов, — похвалился Хумбан-Ундаш, — дарю!
— Брат, — перс полез обниматься, — до смерти не забуду. Ну, уважил!
— Пойдем, поешь с дороги, — пригласил сатрап.
— Поедим, само собой, — согласился перс, — завтра обоз прибывает, ты место приготовил без лишних глаз?
— Есть такое место, у меня имение недалеко, — сказал сатрап.
— Это хорошо. И надо повозки собирать. Много. Тысячу, не меньше.
— Зачем? — поразился ташлишу.
— Пророк сказал. А если он сказал, надо выполнять. За невыполнение приказа — сам знаешь, что бывает.
— А ты-то тут причем? — изумился ташлишу, — ты же брат царя.
— Меня это в первую очередь касается, уж ты мне поверь!
Вечером, надравшись крепким вином из северного Кермана, военачальники заговорили за жизнь.
— Ну, ты представляешь, — пожаловался Хумбан-Ундаш. — Я младшую жену перестал в храм Иштар пускать, а она мне теперь жизни не дает. У меня уже все сотрется скоро, заездила меня, стерва. Смотрит масляными глазами и слезу давит, что господин на нее внимания не обращает. А у меня, кроме нее, еще две жены есть. Я, кажется, сдохну скоро. Когда, говоришь, киммерийцы придут? Очень мне на войну хочется.
— Да как всегда, по свежей траве, в месяце айяру, — ответил сочувствующий Камбис. Начало весны, апрель-май было обычным временем выступления конницы.
— Пара месяцев осталось, продержусь. Я вот думаю, может, предки не дураки были, что бабам позволяли великой богине службу служить? Это же мужику какое облегчение!
— А ты им детей заделай, они и отстанут, — глубокомысленно заявил перс.
— Да у меня их и так восемь, куда же еще! — вскинулся сатрап, — домой придешь, гвалт такой стоит, что на своей половине дворца слышу. Бабье сплетничает, дети орут, служанки, как угорелые, носятся. А ночью кто-то из жен в койку лезет. Великие боги, да когда же поход будет!
На следующий день, одаряя подчиненных могучим запахом дорогого алкоголя, высокое начальство поехало встречать важный груз. Две добротные и наглухо закрытые телеги, влекомые мулами, не производили впечатления чего-то такого, что остановит вторжение орды киммерийцев. Мало того, повозки сопровождала сотня пращников, у которых из оружия были только длинные кинжалы на поясе.
— Этих-то зачем прислали? — изумился Хумбан-Ундаш. — Это же Элам, тут дети из мамки сразу с пращой вылезают, — потом подумал и добавил, — ну или с луком.
— Так надо, сам увидишь, — не внес ясность Камбис, — слушай, нам с тобой на север надо, будем место для битвы искать.
— А чего его искать? — изумился сатрап, — где увидим врага, там и бить будем.
— Вот! Пророк знал, что ты такое скажешь, и велел передать, чтобы ты такое больше не говорил! А то он подумает, что не того человека сатрапом назначили. Бить их будем там, где нам удобно.
— А где нам удобно? — спросил растерявшийся Хумбан-Ундаш.
— Вот! Хороший вопрос задал! И было бы хорошо, если бы ты спросил, а что же в этих телегах?