Гибель старых богов
Шрифт:
Пять дней носило корабли по морю, пришедшему на несчастную землю. Многие фарсанги плодородных земель были залиты могучей приливной волной. Воины, угрюмо сидевшие на кораблях, молили богов о милости. И вот вода стала отступать, как побежденная армия, неохотно освобождая захваченные позиции. И, как армия, море оставляло после себя убитых. Сотни раздувшихся на жарком солнце трупов усеивало землю на многие тысячи шагов. Обрывки шатров и палаток, обломки телег и колесниц усеивали все вокруг. Вязкая липкая грязь не давала армии высадиться на надежном некогда берегу. Финикийцы и греки, которым пришлось приспособиться к непривычному морю, повернули корабли назад и высадились выше по течению, обозначив новую точку сбора. По городам помчались гонцы с приказами собирать припасы и прислать пополнение взамен погибших. Две тысячи солдат утонуло в бурных водах. Не в каждой
Две долгих недели пополняли запасы, ждали новых воинов, и по заказу царя готовили искупительные жертвы. Корабли вышли в поход, дойдя за два часа до места, где великий Евфрат впадает в нижнее море. Сам Великий Царь, стоящий на носу передовой биремы, совершил возлияние в честь верховного бога Эа, и бросил в море золотой кубок. Туда же были брошены сделанные из золота изображения корабля и рыбы. Море было спокойным, а это означало, что жертва принята благосклонно, и под радостные крики воинов, финикийцы и кипрские греки подняли небольшие косые паруса. До Нагиты был день пути. Корабли шли вдоль берега и должны были повернуть к цели только тогда, когда увидели бы ее на горизонте. С навигацией в то время было плоховато. Все мореплавание осуществлялось посредством каботажного плавания, капитан не выпускал берег из вида.
В полдень следующего дня на горизонте показался остров. Корабли с разгона врезались в берег, а воины начали прыгать в теплую прибрежную воду. Солдаты, охраняющие порт, попытались дать отпор, но были перебиты моментально, как досадная помеха. Попытавшись выставить подобие строя на морском берегу, городская стража столкнулась с ветеранами, прошедшими десятки боев. Собственно, их героизма даже никто не заметил, их просто смели, как крошки со стола. Отряды со штурмовыми лестницами побежали в сторону города, который успел закрыть ворота. Перепуганные жители бегали по городу, спрашивая друг у друга, что же случилось. Ответ пришел быстро. По приставным лестницам на стены взобрались озверевшие ассирийцы, которые пробились к воротам, усеивая трупами свой путь. Перепуганные жители, в дома которых вламывались воины, падали на колени и молили о пощаде. Грабеж и насилие поселились в мирном городе, который, будучи на острове, никогда не знал осады и штурма. Закричали женщины, которых насиловали на глазах мужей. А мужей, которые вступались за жен, на глазах жен и убивали самым жестоким образом. Сонное захолустье, слышавшее краем уха, что где то там есть какая-то Ассирия, узнало о ней все и сразу. Из домов выносили все ценное, скот гнали к гавани, а зерно сами же бывшие владельцы на своих плечах несли на вражеские корабли. Армия должна есть, а что будут есть мирные жители разоренного города, никого не интересовало.
Великий царь вошел в город и проследовал на носилках к дому наместника. Дворцом это нельзя было назвать, уж больно неказистым было самое большое строение нищего городка. Воины вытолкали на улицу всех обитателей, но ненавистного вавилонского царя там не оказалось. Синаххериб осмотрел стоящих на коленях детей и жен Мардук-аппла-иддина и ничего не сказал. Только складка между бровей стала чуть глубже, чем обычно.
Царь, не меняясь в лице, покинул город и расположился в разбитом для него шатре, а абаракку, понимая, на кого падет гнев государя в случае неудачи, позвал палача и начал поиск истины.
Тем же вечером в шатре государя он докладывал.
— Повелитель, Мардук-аппла-иддин утонул. Это говорят все в один голос. Его оплакали и принесли жертвы богам за его темную душу.
— Я не верю, что он утонул. Я не верю ни одному слову этих людей. Ищите его, переверните весь остров, пытайте каждого жителя, но найдите его. Иначе мой гнев падет на вас, — заявил взбешенный царь.
Абаракку воспринял приказание буквально. Небольшой остров был обыскан сверху донизу. Подняли каждый камень, зашли в каждую лачугу, обыскали каждую щель в местной горе. Все жители небольшого города были допрошены, а все, кто был рядом с бывшим вавилонским царем, познакомились с искусством палача. Пытали жен, детей и слуг Мардук-аппла-иддина. Потом пытали тех, кто что-то знал, а потом принялись за тех, кто мог что-то знать. Как только выяснилось, что в день, когда утонул бывший вавилонский правитель, пропал его доверенный слуга, страдания несчастных возобновились. Они в страшных муках вспомнили те проклятые дни по минутам. И вот уже абаракку докладывает Великому Царю результаты своей работы.
— Великий государь! Ваша несравненная мудрость и проницательность ведут нас, как путеводная звезда. Мы выяснили всю картину. Примерно через две недели после того, как был убит эламский царек Халлутуш-Иншушинак, сюда прискакал гонец. Мардук-аппла-иддин принял его и на следующее утро на рассвете вышел искупаться в море и утонул. На берегу нашли только его одежду. Тогда же исчез и его любимый слуга, у которого в свое время был отрезан язык. Поскольку это остров, мы стали пытать всех рыбаков и выяснили, что в тот же день вышла на промысел одна лодка, и тоже не вернулась. Мы доплыли до побережья и схватили всех на полдня пути на север и на юг. Один из тех, кому палач подпалил пятки, вспомнил, как в то же самое время видел у берега сожженную лодку и труп около нее. Я думаю, величайший, что его ждали, и он ушел с караваном. А вот куда он ушел, мы не знаем.
— Мы знаем, — прервал молчание царь, — он сейчас в Аншане, и живет там под чужим именем, проедая накопленные деньги.
— Доверяюсь вашей беспримерной проницательности, величайший, — склонился вельможа.
— Семью этой твари отослать в Ниневию под охраной, но пока не трогать. Город сжечь. Выходим завтра.
— Слушаюсь, величайший.
Двумя неделями позже. Аншан.
Бывший вавилонский царь, а ныне ушедший на покой купец Таб-цилли-мардук наслаждался покоем в небольшом поместье южнее столицы. Он сидел в тени деревьев и довольно щурился, когда шаловливый луч заходящего солнца попадал в глаза. Никогда он не мог подумать, что такие простые радости жизни, как свежие фрукты из собственного сада, или ласки единственной юной рабыни, купленной, чтобы греть немолодое тело, будут так важны для него. Для него, царя величайшего города на земле, не было ничего запретного, и такого, чтобы он не испробовал. Редчайшие кушанья, драгоценности со всех концов света, красивейшие девушки и юноши, у него было все. А теперь, проиграв то, что у него было, он сохранил главное, свою жизнь. Ну и толику денег, чтобы не провести эту жизнь в нищете. В городе поговаривали, что великий царь взял Нагиту и сжег ее. Удивительно, откуда у ассирийцев взялись корабли. Они были непревзойденными наездниками на колесницах и отважными пехотинцами, но как всадники сильно уступали персам и киммерийцам. А уж про то, чтобы хоть один ассириец взошел на борт корабля, никто и никогда не слышал.
— Не иначе, сидонцев нанял, — подумал Мардук-аппла-иддин, — это же сколько золота он потратил на этот поход. Всю казну опустошил, наверное. А казну пополнять надо. Где же он серебро и золото возьмет? Не в Аншане ли? Да и мог не поверить в мою смерть, искать будет.
И бывший царь задумался. Будучи невероятно хитер, он привык продумывать свои ходы на три шага вперед. Иначе гнил бы сейчас в куче трупов с ободранной кожей, а его чучело стояло бы в специальных покоях в царском дворце Ниневии. Мардук-аппла-иддин прекрасно осознавал всю свою ценность, и не сомневался, что уж отдельную комнату Синаххериб ему выделит. Хотя бы для того, чтобы иногда беседовать со своим злейшим врагом, пусть и покойным.
Поэтому бывший царь допускал, что Аншан может стать не последней точкой в его длинном пути. Ведь окончанием его мытарств станет только смерть одного их них. А уж наследнику Синаххериба, кто бы он ни был, будет плевать на него, ибо иные заботы захлестнут его с головой.
— Ашша, — крикнул он, — а послушай-ка на базаре, не пойдет ли караван в Синд. До Индии еще ни один ассирийский царь не доходил. — Слуга понятливо кивнул и побежал на рынок. Слушать как раз он умел очень хорошо.
Глава 16, где описано то, как должно было случиться на самом деле, но не случилось
Недалеко от Ниппура. Год 693 до Р.Х.
Ташлишу Хумбан-Ундаш стоял на коленях перед креслом Великого Царя. Он так стоял не один, с ним стояли рядом и другие военачальники эламского войска, и некоторые придворные, захваченные в плен. Хумбан-Ундаш впервые видел ассирийского царя, и потому даже униженное положение не могло умерить его любопытства.
Повелитель мира сидел неподвижно, а его лицо напоминало маску. Тщательно уложенная борода и иссиня-черные волосы, забранные золотой сеткой, подчеркивали торжественность момента. Ведь только недавно великий царь рисковал собой и мог поймать шальную стрелу, пущенную лихим эламским лучником, а теперь владыка мира упивался очередной победой. Сладость момента испортил ненавистный Мардук-аппла-иддин, который снова скрылся. Но великий царь терпелив, он найдет его.