Гибельный шторм
Шрифт:
— Я думаю, что ты говоришь о себе, — сказал он наконец. — Ты, должно быть, рад. Мы же оба идем к той смерти, о которой знаем. Ничего не изменилось.
— Ничего не могло измениться.
— Правда? Я думаю, на Давине ты так не считал.
И снова появилось беспокойство — чувство, которое смотрелось неестественно на лице Ночного Призрака. Кёрз попытался скрыть его, оглянувшись на стазисную капсулу. Когда он снова посмотрел на Сангвиния, все эмоции уже скрылись за привычной маской презрения.
— И теперь ты хочешь забрать меня к отцу, — сказал он.
—
— Он не станет меня казнить. Мы оба это знаем.
— Действительно, — согласился Сангвиний. Ему внезапно пришла в голову новая возможность. Он раз за разом прокручивал ее в голове, прежде чем понял, что это не просто мечты. Мысль появилась не как внезапная вспышка, а словно солнце, медленно встающее из-за горизонта. Это была надежда, рожденная во тьме, закаленная в отчаянии, тонкая, как лезвие ножа... Но как же она могла послужить делу света! Она могла стать настоящим спасением.
Среди всей лжи и манипуляций Мадаила скрывалась правда. Выбор был. Можно было изменить судьбу. Вопрос в том, только ли на Давине представлялась такая возможность.
Сангвиний решил испытать свою идею.
— Отец тебя не убьет, — сказал он. — Я думаю, что надо бы, но ты прав. Он не станет.
— В тюрьме будет очень скучно, — прошипел Кёрз. — Мне будет не хватать наших бесед.
Сангвиний пропустил издевку мимо ушей.
— Отец может поступить еще хуже, — продолжил Ангел, внимательно следя за выражением лица брата. — Он может тебя простить.
Удар попал в цель. Маска презрения, за которой прятался Кёрз, исчезла. Вернулось беспокойство. Глаза, неподвижные, как у рептилии, расширились, как будто видели место, где судьба может разветвиться. В буре эмоций, которые воплощались в микроскопических подергиваниях лицевых мышц Ночного Призрака, Сангвиний увидел гнев и сомнения. Он увидел ужас, который его мятежный брат испытывал при мысли о том, что Вселенная на самом деле не такая, какой он представлял ее. Что все то, во что он так истово верил, может оказаться ложью. И наконец, Сангвиний увидел то, что хотел, — самую редкую эмоцию, которая могла мелькнуть в глазах Ночного Призрака. Он увидел надежду.
Именно это ему и было нужно. Ангел получил свое подтверждение.
Он толкнул Кёрза в стазисную капсулу. Ночной Призрак упал в нее и беспомощно замер.
— Он может тебя простить, — повторил Сангвиний. — Но я не могу. Ты не можешь получить еще один шанс. Я не позволю. Продолжай верить в свою судьбу. Ты получишь то, чего хочешь. Я не повезу тебя к отцу.
— Но и убить меня ты не сможешь. Я умру от рук досланного им убийцы.
— Я и не собирался. Я выброшу твою капсулу в космос. Убийца найдет тебя, когда придет время. Может, через несколько тысяч лет.
Надежда навеки исчезла с лица Кёрза, и на ее место пришел какой-то особенный ужас.
— Ты говоришь, что судьбу изменить нельзя, — продолжил Сангвиний. — Да будет так. Твоя судьба должна быть такой, как ты говоришь.
Ангел отступил на шаг и нажал на клавишу в боковой стенке капсулы, активируя
Сангвиний отвернулся от брата и двинулся к двери, но открыл ее не сразу. Прежде чем взглянуть в глаза Азкаэллону или кому-либо из своих сыновей, он вспомнил о своей судьбе и надежде.
Он встретится с Хорусом на борту «Духа мщения». Ангел принял неизбежность этого. Но еще он понял, что судьбу можно изменить. Может, был еще один выбор, меняющий пути, просто его должен был сделать кто-то еще.
Хорус — это не Кёрз. Он не мог утратить все свое благородство, и Сангвиний постарается воззвать к этим остаткам былой славы. Он прошел через Дельфос и победил. Он спасет Хоруса. Копье, сразившее Неделимого и пробившее брешь в Гибельном шторме, еще не сломано. Его свет рассеет грядущую тьму.
Примарх протянул руку к дверям, готовый встретиться с Кровавыми Ангелами. Он принял решение, и открытый путь сиял перед ним. Он пройдет по нему и спасет своих сынов от Черной Ярости.
Дверь со скрежетом отворилась. Лязг металла о металл был необычно высоким. Эхо от него прокатилось по коридору, словно отзвук еще не прозвучавшего крика.
Послесловие
Когда я садился за «Гибельный шторм», у меня в голове крутились послесловие Дэна Абнетта к «Забытой империи» и его слова о том, как эта книга стала самой сложной из всех, что он писал о Ереси Хоруса. Дэн — очень мудрый человек, и мне тоже нередко приходилось испытывать схожие чувства. Каждая книга сложна по-своему, и «Проклятие Пифоса», мой первый роман в цикле, не стал исключением. Но, хотя действие в нем происходило почти сразу после крупной значимой битвы (одной маленькой заварушки на Истваане V), сюжет был относительно изолирован от основных событий серии (на тот момент, разумеется), да и персонажи все были новые.
С «Гибельным штормом» дела обстояли иначе. Мне достались не просто уже известные и прописанные герои — сами примархи! Сразу четверо. На пороге переломного момента всей войны. Плевое дело, ага. И задача передо мной стояла не только подхватить сюжетные нити предыдущих произведений, не перепутав их, но и отдать должное как самим персонажам, так и авторам, которые работали с ними до меня. А учитывая, чем все должно закончиться для нашей «большой четверки», я хотел устроить им достойные проводы.
Но трудностям всегда сопутствует азарт — они неотделимы друг от друга, и в этом весь интерес. Когда мы с Лори Голдингом впервые сели поговорить об этой книге и он рассказал, какова цель истории, да, меня охватило чувство азарта. Раз у нас намечается поворотный момент, события должны быть масштабными, и мне захотелось придать всему вокруг соответствующий размах. Как я уже, кажется, упоминал ранее, одним из самых привлекательных аспектов вселенных Warhammer 40,000 и «Ереси Хоруса» для меня является их монументальность, грандиозность, героичность. Я поставил себе цель написать эпизоды, которые будут отражать это, одновременно укладываясь в общую тему романа.