Гиль-гуль
Шрифт:
— Только мой брат Сяо Жэнь, он немного… он приехал вчера из Чанша, подхватил по дороге какую-то лихорадку и спит… пойдемте, я покажу…
— Лихорадку? Но это же опасно, надо вызвать врача…
— Я как раз с утра собирался, но пришли товарищи за металлоломом… а потом… охо-хо… вот эта комната, заходите, пожалуйста… разбудить его? Жэнь, Сяо Жэнь!
— Хм, да нет, не стоит… похож на вас, прямо одно лицо… Так. Я сожалею, Сяо Лао, но вам придется отменить сегодняшний спектакль… у нас тут намечается совсем другой спектакль, называется следственный эксперимент. Когда он даст показания, надо будет на месте воссоздать всю картину, с чего началось, кто где стоял, ну, вы понимаете…
— А театр все равно не работает! Мы обновляем репертуар, чтоб не плестись, так сказать, в хвосте революционного времени.
— Прекрасно… А сейчас вы с внучкой расскажете нам, как было дело… вернее, то, что вы видели, и составим протокол… О! А вот и советские товарищи…
Что же все-таки общего между мной и той женщиной? Если мы с ней — один человек, хочется разобраться. Вернее, если мы одна и та же душа. Или это не я? Вдруг чужая душа пыталась до меня достучаться, что-то сообщить… не знаю. Мне кажется, что в своей нынешней жизни я никогда не испытывала
Конечно, были в моей жизни разные переживания и неприятности, да и мама… но вот именно — как раздражители, как досадные помехи. Я, например, не переживала безответную любовь, никогда не сходила с ума из-за мужчины, не рыдала ночами в подушку. Вероника чуть с собой не покончила из-за несчастной любви, в семнадцать лет, правда… а мне бы и в семнадцать такое в голову не пришло. Зато я сочиняла стихи про любовь, про смерть и все такое, придумывала себе героя, но никого реально не любила. Кого было любить? Сопливых одноклассников? Или поэтов из литкружка? Тупые качки тоже не привлекали. Даже смерть Максима не стала для меня трагедией. И детей я по-прежнему не хочу, а после того, что со мной случилось, тем более. Что я скажу своим детям? Что я ничего не знаю про этот мир, в который их родила? Вообще ничего. А родители должны воспитывать, сообщать, что хорошо, что плохо. Понятно, что нельзя сунуть руку в кипяток и не обвариться (хотя йоги и это опровергают). Плохо убивать и грабить людей. А война? Значит, дети сами должны разобраться, как жить, и родить их — просто пополнить процесс размножения людей… Но почему я должна это делать? К счастью, нет пока такого закона. Может, когда-нибудь он и будет — обязаловка, как в армию. А сейчас так не принято, детей надо хотеть, любить и «ставить на ноги» добровольно. Однажды я сказала в компании, уже не помню, как зашел разговор, что не хочу иметь детей. Так одна мамаша мне так прямо и заявила: «Это очень плохо, как же так можно думать?!» Вот это, пожалуй, меня больше всего в жизни и бесит — когда какая-нибудь клуша (любого пола) хорошо знает, что такое хорошо и плохо. Ну, знали бы для себя, так нет. Мне кажется, что та «другая я» имела похожее мироощущение. А все эти сильные эмоции и слезы (самые мои бессвязные и невнятные воспоминания) на самом деле были ей несвойственны. Скорее всего, их вызвали какие-то внешние обстоятельства, которые потому и не запомнились, что душа в тот момент утратила свое привычное равновесие.
Я вдруг подумала — если в юности мне не довелось испытать «половодья чувств» и совершить безумные поступки, то дальше ведь тем более… Так считается, да я и сама чувствую. В юности еще различные комплексы, неуверенность в себе дают пищу для переживаний… а теперь и с этим как-то утряслось. Вот теперь я люблю Мишу и думаю, что это надолго… а может быть, навсегда? Мы говорим на одном языке, это так редко бывает, да еще с мужчиной. С Максом… нет, со всеми было не так. Наверное, с Мишей у нас родство душ, без Миши я уже не могу, даже не представляю, что мы могли не встретиться… Но кто из нас любит сильнее? Нет, не то слово… эмоциональнее… Наверное, все-таки он.
Половина двенадцатого, наверняка все уже собрались… надо побыстрее… А он ждет ее у Торгового центра. Неужели два часа простоит? С него станется… будет нервничать, переживать, но в театр не пойдет… да, пояс тут лишний…
В дверь деликатно постучали.
— Иду-иду! Я уже спускаюсь!
Ну вот, дождалась, ее уже торопят, совсем закопалась… Опять?! Что за наглость, ну ладно…
— Сейчас открою, секунду!
Котов и Денисенко.
— Вы чего это, товарищи? Договорились вроде без четверти…
— А… понимаете… В общем… всех просили собраться в красном уголке, я не хочу вас пугать, сам пока ничего не понял… — Котов перешел на шепот, — но они обыскивают его комнату.
— Чью комнату?!
— Тише… Алексея. Что-то случилось… мы не знаем.
— Что… что?!
Губы у Котова пересохли, он их облизывает… на Цзефандадао лежит окровавленный труп, прямо посреди улицы… труп вылавливают из Янцзы, мокрый труп… длинный Денисенко стоит с печальным видом, еще и вздыхает… Ольга лежит… в темном пятне… седые волосы нежно шевелит ветерок… У Котова губы всегда бесцветные… как у мамы, когда я зашла в комнату и хотела… а она уже… боже, ну конечно! Он покончил с собой, это я виновата…
— Сян-цзэ, что с вами, осторожно!
Котов подхватил ее, странно… собиралась упасть?
— Я… спасибо… он погиб, да?
— Пойдемте, пойдемте… ну зачем вы раньше времени… вы можете идти? Просили всех быть обязательно…
…его дверь открыта, не закрыли даже… все валяется… обыскивают, как шпиона… а вдруг? Дикость… наверное, они ищут предсмертную записку, какое-то объяснение… боже! Он же вел дневник, а если там… нет, надо взять себя… она же чувствовала, в этот раз она… и этот сон… и старик сказал — сбежит твой хитрый Котище… сбежит… куда сбежит? Знал?! Старик знал, что он может покончить с собой, что он на грани… и не сказал ей по-человечески! Это же просто… Нет, он намекал… но как?! Завтра Котище может тебе ничего не рассказать… разбуди его… держи за хвост… неужели… он все знал. Он ей отомстил… за все… за то, что она плевала на его советы… приставала к нему, расспрашивала… а потом поступала, как считала нужным… а Сяо Юя считала полезным довеском… таинственным другом… магия, как интересно… может погадать… цыганкой! Своей личной цыганкой… она ему надоела, просто надоела… «глупая курица». Он даже не отомстил… он дал ей понять… Зачем будить среди ночи?! Опять рассудила своим умишком, и вот…
— Осторожно!
Да. Споткнулась о порог… чуть не растянулась, спасибо Котову… Все уже собрались… Нет Зорина и Едакова… А это… это же не китайцы… трое в серых костюмах, в блестящих ботинках… холеные, волосок к волоску…
— Ну что ж, я думаю, мы можем начинать, товарищи… двое товарищей у вас отсутствуют, уехали на экскурсию… так что разрешите представиться. Старший советник КГБ по вопросам безопасности при Министерстве общественной безопасности Уханьского отделения МОБ, генерал-майор Наташин Иван Петрович… и подполковник Роменский Вадим Ильич, заместитель второго советника по разведке, тоже наш товарищ… и Неверов Василий Данилович, сотрудник консульства. Сразу объясню, чтобы внести ясность… как правильно заметил один из ваших коллег, СССР прекратил разведывательные работы в Китае с октября 1949 года, так что мы не разведка, мы официально представляем КГБ в Китае, работаем по приглашению китайских товарищей на основе партнерских отношений и взаимовыгодного сотрудничества…
Что за бред, что они несут… что происходит, что с ним?! Господи, почему они тянут… это из-за меня, я знала…
— …И поэтому перейдем к делу. Как вы уже догадываетесь, дело это серьезное… и касается вашего главного инженера Василькова Алексея Григорьевича. Сразу скажу — ясности пока нет, расследование только началось, мы надеемся и на вашу помощь… Сегодня утром в одном из театров Ханькоу было совершено убийство… Тише, товарищи, был убит китайский комсомолец, работник Комитета по культуре и спорту. Свидетели убийства — руководитель театра и молодая актриса — видели, как человек в гражданской одежде — в сером плаще и шляпе, неазиатской внешности — толкнул вышеупомянутого комсомольца, в результате чего тот получил смертельное ранение в висок, налетев на острый железный штырь… Как вы понимаете, здесь присутствовал момент трагической случайности, что, конечно, не снимает ответственности… Тише, тише, товарищи! Никто и не обвиняет товарища Василькова! Я же не говорю Васильков, я говорю «человек в сером плаще»… Прошу тишины… Свидетели видели только конец этой драки, причина им неизвестна. Человек в сером плаще тоже получил ранение головы, в момент удара он оступился, упал со сцены и потерял сознание. Существует еще один свидетель — брат убитого, он вошел в зал сразу после драки. Поскольку гражданин в плаще не приходил в сознание, он обыскал его, забрал все имеющиеся документы — паспорт, служебное удостоверение и два пропуска, и побежал в ближайшее отделение милиции. И хотя милицейский наряд прибыл на место уже через двадцать минут, человек в плаще исчез из театра. Вернее, он просто ушел. Ни старик, ни юная девушка, разумеется, не могли ему помешать, мало того, когда руководитель театра предложил обработать его рану, тот грубо оттолкнул его. Вот тут начинается самое… Товарищи! Я прошу тишины! Я понимаю ваши чувства, но вы же не знаете… Тише, товарищи! Мы тоже прекрасно понимаем, что товарищ Васильков не мог так поступить с пожилым человеком… вы ошибаетесь, консул знаком с ним лично… вот и товарищ Неверов неоднократно… да все мы понимаем! Послушайте…
Господи, он жив, он жив… ушел, он жив, слава богу! Как все его защищают, даже тихоня Щупин… А он мог отпихнуть старика, думаю, мог… что-то у них там происходит со стариком… значит, он зашел за мной, что же случилось?! Но почему он сбежал… правда, у него в голове могло помутиться, если сильный удар… но плащ… почему серый плащ и шляпа? У него же нет теперь плаща… Тот, что остался в театре, был зеленый в черную клетку…
— …То-ва-ри-щи! Я могу продолжать? Вот не дают по порядку… тогда я скажу сразу, чтобы бы вы немного успокоились — мы тоже считаем, что товарищ Васильков не виновен в данном преступлении! Я объясню. Сначала казалось, что все сходится — драка, убийство… скорее всего, непреднамеренное, затем человек приходит в себя и убегает из театра, чтобы избежать наказания… и не подозревая, что у него отобраны документы. Понимаете? Он же не будет первым делом лезть во внутренний карман проверять документы, видя, что убил человека! Так рассуждал следователь. Оставался неясен только мотив преступления, сама эта драка… но, как говорится, чужая душа — потемки… Все, все, товарищи! Совершенно согласен, что душа Алексея Григорьевича… но все не так просто! Когда товарищи из консульства прибыли в театр, прибыли, можно сказать, выручать Алексея Григорьевича… да, товарищ Неверов? Ну вот… очень оперативно все получилось, так как в отделении милиции случайно находился кто-то, знающий русский язык… начальник отделения позвонил в консульство, личность установили, и наши товарищи сразу же выехали на место, ну вот… а в это время свидетели как раз давали показания. И вот представьте, товарищи, когда им всем показали фотографии товарища Василькова, и на изъятых из плаща документах, и на консульской карточке… вот тут произошло непредвиденное. Никто из свидетелей его не опознал как убийцу. Даже брат убитого, который собственноручно вытаскивал документы из плаща, утверждает, что нет ничего общего между фотографией Василькова и тем человеком, у которого он их забрал… ясное дело, в тот момент он не вглядывался в фотокарточку… и это при том, что для китайцев, как вы знаете, все русские на одно лицо. Тот человек, утверждают свидетели, был невысокого роста, почти лыс, с остатками рыжеватых волос. Лицо мясистое, с усами, из ноздрей торчат пучки рыжих волос… Сами понимаете, с нашим Алексеем Григорьевичем мало общего, я бы даже сказал — полная его противоположность… Теперь вы видите, товарищи, какой странный и запутанный оборот принимает дело? Некто, завладев документами Василькова, совершает убийство и скрывается в неизвестном направлении. Причем, возможно, он тоже советский гражданин… хотя может быть и американцем, и англичанином… да кем угодно! Если кто-то из наших, это быстро выяснится…