Гильдия темных ткачей
Шрифт:
— Феи… настоящие феи, — шепнула сумрачная и заглянула ему в глаза.
Дайм рассмеялся:
— Ты пьяна. Феи любят пошутить над маленькими девочками.
Шуалейда снова коснулась его губ светящимися от циль пальцами.
— Настоящая фейская груша. — Дайм облизнул губы. — Вот, теперь я тоже пьян!
Лес шелестел и смеялся, пел и вздыхал — среди ветвей словно заблудилась мелодия деревянной флейты, запахло цветами терна. Лес подернулся дымкой… деревья показались вдруг замершими воинами — эльфами, людьми и гномами. Сквозь их строй шли двое: молодой шер
Напоследок одарив их лукавой улыбкой, мираж Золотого Дракона растворился в сиянии ночного Фельта Сейе. А там, где он прошел, показалась тропинка — вдоль неё выгибали спинки радуги, на ветвях качались диковинные цветы, в траве сияли фейские домики из ажурных грибов.
— Это был Варкуд Превый!
Дайм кивнул и потянул Шуалейду вслед за миражом. Она вертела головой, трогала лепестки и все пыталась снова подманить фею.
Тропинка вывела их к берегу Свирели — пел вечерний хор лягушек, из-за камня выглядывала русалка. Толстое бревно под ветлой, полощущей ветви в заводи, приглашало в уютный зеленый грот.
Дайм усадил Шу на бревно, стянул перчатки и опустился на колени в траву. Взял узкие ладони в свои. На привычный укол боли он не обратил внимания — то, что будет сейчас, много больнее.
— Посмотри на меня, Шу, — велел он и снял первую пелену защиты, затем вторую…
Маски падали одна за другой: глава Канцелярии, Длинные Уши императора, самоуверенный интриган, обольститель, кукловод… Казалось, вслед за масками падают латы, за ними — одежда, оставляя его нагим и беззащитным, как в миг рождения.
Шу смотрела заворожено, словно Дайм превращался в Дракона. Усиками любопытной кошки потоки сумрачного дара скользили по его сути, изучали и ласкали. Она не умела читать воспоминания, лишь смутные образы и эмоции, но и этого было более чем достаточно. Голова кружилась, хотелось продлить давно забытое ощущение доверия навечно.
С неё тоже падали маски. Не такие изощренные, не настолько приросшие к лицу, но для неполных шестнадцати — слишком много, чтобы поверить в счастливое детство сумрачной принцессы. И там, под масками колдуньи и авантюристки, пряталась такая же одинокая девочка, каким был двенадцать лет назад баронет Дайм Маргрейт.
«Пора», — глубоко внутри, куда не смог бы проникнуть и сам глава Конвента, прозвучал приказ.
— Шу! — позвал он, заглядывая ей в глаза. — Ты знаешь, зачем я приехал в Суард.
Она кивнула и пожала плечами, мол, кто ж этого не знает.
— И ты знаешь, что кое-что для меня изменилось. Погоди. — Он поднял руку. — Да, я люблю тебя, но… шис.
Он тяжело сглотнул. Рассказывать о Печати не то что не хотелось — проще было сдохнуть, чем признаться в том, что он никогда не сможет быть ей мужем и любовником.
— Дайм, я тоже люблю тебя, — улыбнулась Шуалейда и пожала плечами. — Все прочее не так важно.
— Иди сюда.
Пожелав Конвенту провалиться в Ургаш, он поймал её за руки, притянул к себе и коснулся губами её губ. Глоток расплавленного олова ослепил, выбил дыхание — и боль пропала, сменившись… Дайм не успел понять, чем: Шуалейда отшатнулась. Её страх и вина захлестнули его с головой.
— Прости, — шепнула она, пряча взгляд. — Я не знала, что будет так.
Мгновенье Дайм не мог понять, почему она винит себя, но образ умирающих зургов расставил все по местам.
— Ты не темная, любовь моя. Это моя вина, то есть не моя…
Дайм погладил её по голове, зарылся рукой в волосы на затылке и заставил её поднять взгляд. Он хотел продолжить, объяснить, но слова застряли в горле. До темноты в глазах хотелось снова поцеловать её и убедиться: не больно!
— Но почему?..
Она не успела спросить, как Дайм закрыл ей рот поцелуем. Снова боль, короткая, как молния — и…
Дайм пил свой первый настоящий поцелуй с женщиной и не мог напиться. Все мысли вылетели из головы, оставив лишь острое наслаждение и жажду. Руки сами собой скользили по шелковым плечам, спуская платье, вытаскивали из волос шпильки, притискивали её ближе, еще ближе… Пока вдруг не стало мокро и холодно, а рядом не раздался разноголосый мелодичный смех.
— Что за?.. — Дайм обернулся, загораживая Шуалейду собой.
Удар серебристого хвоста по воде, щедрые холодные брызги и разноголосый смех ответили ему. За спиной рассмеялась Шу:
— Русалки, помилуй Светлая, настоящие русалки!
Синеволосая дева высунулась из-за коряги, что-то кинула в них и с плеском ушла в воду. Дайм поймал аккуратно срезанный лотос, обернулся к Шуалейде.
Растрепанная, полураздетая, в сиреневых и незабудковых вихрях… моя! Моя сумрачная колдунья, обманувшая Печать.
Она улыбнулась сыто и довольно, соглашаясь: твоя.
Только смех и плеск за спиной помешали ему снова притянуть её к себе и проверить глубину заблуждений Парьена и Тхемши, уверенных в том, что Печать невозможно обойти.
— Ты так прекрасна, — шепнул Дайм, вплетая в волосы Шу лотос и прислушиваясь к себе. Печать действовала. Женщина по-прежнему была для него статуей из раскаленного металла. Но он не успевал почувствовать боли: Шуалейда поглощала её, преобразуя в энергию и оставляя ему лишь наслаждение. Правда, последний слой Печати не могла обойти даже сумрачная магия: если кто и лишит Шуалейду девственности, это будет не Дайм. Но, насмешливые боги, он не смел надеяться даже на поцелуи без боли. — Ты уже увидела, да?
— Для меня это слишком сложно, Дайм. — Шу провела ладонью по его руке, тоже прислушиваясь к потокам, и заглянула ему в глаза. — Тебе точно не больно?
— Я бастард, Шу. Пес, чья верность — цепь. — Он пожал плечами. — Печать Верности. Два слоя-плетения, добавленные специально для меня Пауком Тхемши и Его Светлостью Парьеном. Мне больно касаться женщины, любой женщины. И я никогда не смогу быть тебе мужем и любовником. Трону не нужны лишние претенденты.
— Никогда? — переспросила она.