Гилгул
Шрифт:
— Тогда терпи.
— А я что делаю? — Костя помялся на пороге, протянул руку. — Ладно, бывай.
— Пока. Со словами: «Ох, и крику сейчас будет», Костя вышел на площадку, и Саша запер за ним дверь. Тщательно, на все замки. Постоял, прислушиваясь к шагам на лестнице, затем вернулся в комнату. Сон прошел. Теперь, как ни старайся, а быстро уснуть не получится. Досадно. Он прямо в рубашке и брюках плюхнулся на кровать. Взял «Благовествование», открыл, полистал, отыскивая нужное место.
Нафан не боялся смерти. Чтобы бояться смерти, надо получать хоть какое-то удовольствие от жизни, ценить ее. Пророк не понимал, чем медленная ужасная смерть, называемая жизнью в Иевус-Селиме, лучше быстрой, от руки левита. Противно умирать под ножом палача, но и львов иногда загрызают пустынные псы. Чем же он лучше другой Божьей твари? Нет, Нафан определенно не боялся смерти. Поэтому, когда оконечник дротика ударил в дверь его дома, он вышел на улицу без тени страха или волнения на лице. Мрачный командир звена храмовой стражи, не глядя на него, пробурчал:
— Царь Дэефет желает видеть тебя, пророк.
— Я готов, — кивнул старик.
— Разве ты ничего не хочешь взять с собой?
— Все, что я хотел бы взять, со мной, — спокойно ответил Нафан. — Пойдем, левит, не будем терять понапрасну времени. Жизнь в Иевус-Селиме и без того слишком коротка. Бесстрастный караул сомкнулся вкруг него. Они пошли вверх по улице, а из окон домов им в спины вперились сотни переполненных страхом глаз и пополз по комнаткам придавленный шепот:
— Взгляните! Взгляните скорее. Они схватили царского пророка.
— Нафана? Мне он никогда не нравился.
— Кто схватил? Левиты или дворцовая стража?
— Левиты.
— Бедняга. Не повезло старику. Лучше бы это были обычные стражники…
— Глупая женщина. Думаешь, ему не все равно, кто его убьет?
— Дворцовая стража убивает быстро… Старик не мог знать, что его ведут тем же путем, которым вчера вели Вирсавию. Однако, когда звено остановилось у ворот царской крепости, Нафан поднял голову и, прищурившись, посмотрел на окна дворца Дэефета.
— Она уже здесь, — пробормотал он. — Я чувствую. Она здесь.
— О ком ты говоришь, старик? — снова покосился на него старший звена.
— О жене Урии Хеттеянина. Одного из тридцати. Старший звена не стал отвечать, но молчание его сказало Нафану больше любых слов.
— Иди, — буркнул воин и слегка толкнул Нафана дротиком в спину. Сильнее толкнуть не хватило смелости. Он боялся пророка. А ну как тот сейчас предскажет ему скорую смерть? Нафан невольно сделал два шага, затем обернулся и несколько секунд смотрел на воина голубыми слезящимися глазами.
— Прости меня, старик, — пробормотал тот и невольно отступил на шаг. — Прости. Я… просто поскользнулся на камне. Нафан отвернулся и пошел ко дворцу, гордо выпрямив спину, хотя это и давалось ему с большим трудом. Двое левитов шагали за ним. Молча, сосредоточенно глядя только перед собой. С пророком говорить запрещалось. Кто-нибудь мог расценить это как попытку выведать будущее. И тогда… Закон суров. И суд всегда заканчивается казнью. Они поднялись на пиаццо, оттуда в тронный зал. Здесь Нафан увидел Дэефета. Тот восседал на троне и был мрачнее зимней тучи. Он смотрел в пространство перед собой, поглаживая густую бороду, тревожа тонкие губы. Брови его сдвинулись к переносице, что говорило о дурном расположении духа. Слева от трона стоял Авиафар. По торжествующему взгляду, брошенному первосвященником на пророка, тот понял: сегодняшние неприятности связаны именно с Авиафаром. Нафан прошел к трону, остановился, приложив руку к груди, но не склоня головы.
— Ты звал меня, мой Царь? — спросил пророк. Дэефет мрачно посмотрел на него:
— И снова ты прав, пророк. Я звал тебя. Я тебя звал. — На губах Авиафара появилась недобрая усмешка. — Скажи, Нафан, — негромко продолжал Дэефет, отворачиваясь и глядя в сторону балкона, — тебе нравятся люди?
— Люди ничем не отличаются от других тварей Божьих, — ответил спокойно Нафан.
— Я спросил тебя не о том! — воскликнул Дэефет, поворачиваясь к нему. — Я спросил: нравятся ли люди тебе? Только не лги мне, пророк! Отвечай искренне! Помни, кто перед тобой!
— Я всегда помню об этом, мой Царь, — пробормотал Нафан. — Я люблю людей. Но их губит Зло.
— Губит Зло? — повторил Дэефет. — Что ты подразумеваешь под этим словом?
— Слишком многое, чтобы ответить быстро, мой Царь, — усмехнулся бесцветно старик. — А на долгий ответ не хватит ни твоей, ни моей жизни.
— И снова ты прав, — мрачно пробормотал Дэефет. — Тем более что твоей жизни осталось много меньше, чем тебе думается.
— Ты ли отмеряешь жизни созданиям Господним, пастух‹$FПо Библии, в юности Давид занимался пастушеством. В книгах мари слово «Дэфетум» означает не имя собственное, а звание, переводящееся как «вождь» или «опекун». Таким образом, до сих пор точно неизвестно, как именно звали преемника Царя Саула.›? — Пророк посмотрел Дэефету в глаза. Тот вздрогнул и тоже уставился на Нафана.
— Поостерегись, старик, — с угрозой в голосе сказал он. — Поостерегись. Иначе я прикажу казнить тебя немедленно.
— Моя жизнь принадлежит не тебе, — спокойно ответил пророк. — Господь заберет ее, когда посчитает нужным.
— Я повелеваю именем Га-Шема, — заметил Дэефет.
— Ты сказал. Га-Шем повелевает через тебя, но не наоборот. Дэефет замолчал, глядя на пророка. Тот улыбался, и в улыбке этой не было ни капли страха.
— Значит, ты любишь людей?
— Как и все, что создал Отец наш. Дэефет хлопнул в ладоши. Еще не стих отзвук хлопка, а дверь залы приоткрылась и двое левитов ввели Ноэму. Девушка с любопытством озиралась по сторонам. Она пока не догадывалась, зачем ее призвали во дворец. Ноэму вывели на середину залы. Увидев Дэефета, она упала на колени. Левиты остановились на шаг позади нее.
— Ты знаешь эту девушку, пророк? — спросил негромко и вроде бы даже равнодушно Дэефет.
— Знаю. Это — Ноэма, служанка Вирсавии, жены Урии Хеттея. Она немая.
— Да? — Дэефет усмехнулся. — Вчера ночью она разговаривала с Авиафаром в Скинье. И, насколько я могу судить, очень неплохо разговаривала. Во всяком случае, первосвященник ее понял. Верно, Авиафар? Тот кивнул, и улыбка на его губах стала и вовсе уж ядовитой. Теперь наконец Нафан понял, зачем его пригласили во дворец. Значит, Ноэма донесла на него? Что же, он ожидал чего-нибудь подобного. Когда все проходит гладко — остается страх. Страх неизвестности. Неизвестно, откуда ждать ответного удара. Теперь же все ясно. Ноэма подняла голову. Она слышала, что разговор шел о ней, но по-прежнему полагала, что ее призвали служить госпоже.