Гилгул
Шрифт:
— Об Урии… — прошептала она. — О тебе… О Га-Шеме… О Господе… Дэефет довольно выпрямился. В следующую секунду Вирсавия словно очнулась ото сна. Она вздрогнула, затем посмотрела на Дэефета и на Авиафара. Потом обернулась к Нафану. Поскольку тот казался спокойным и даже улыбался самыми краешками губ, женщина поняла: все хорошо. Пророк предупреждал ее о том, что Дэефет наделен странной силой, перед которой воля простого смертного становится мягкой и податливой, словно глина в руках гончара. Но, похоже, на этот раз им повезло.
— Ты старателен, старик, — усмехнулся Дэефет Нафану и кивнул: — Я знал, что не ошибся в тебе, верный слуга. Пойди к казначею, он выдаст тебе три тысячи священных сиклей.
— Благодарю тебя, мой Царь, — на сей раз Нафан склонил голову. Не гневи Зло, пока оно дремет.
— Твое предсказание все еще в силе? То, о котором ты говорил мне вчера. О Раббате и венце Царя Аммонитянского Аннона?
— Оно не изменилось и не изменится, мой Царь, — спокойно ответил тот. — Ты сделал свой выбор. Господь сделал свой.
— Хорошо. Иди. — Он посмотрел на Вирсавию. — Ты тоже отправляйся домой. Не стоит возбуждать кривотолков. Я пришлю тебе новых слуг завтра утром. Нафан побрел к двери. Теперь, когда опасность миновала, он снова выглядел сутулым и слабым. Вирсавия шла за ним.
— Ты отпускаешь пророка, мой Царь? — вскричал возмущенно Авиафар. — Но он приходил ночью тайно к твоей избраннице! — Ни Нафан, ни Вирсавия даже не обернулись. — Это нарушение Закона! «Не возжелай жены ближнего!» — так написано в скрижалях, данных Га-Шемом народу Иегудейскому. Придя к твоей избраннице, пророк…
— Разве здесь левитский суд, что ты толкуешь мне Закон? — ледяным тоном перебил страстную речь первосвященника Дэефет, как только за Нафаном и Вирсавией закрылась дверь. — Или я просил тебя об этом?
— Нет, — разом побледнел Авиафар. — Но…
— Я сам — Закон! — вдруг страшно закричал Царь. — Запомни это, первосвященник, если тебе дорога твоя никчемная жизнь! Я есть Закон! И только я решаю в царстве Иегудейском, кому пришла пора отправляться к Га-Шему, а кто еще может пожить! — Он схватил Авиафара за бороду и притянул к себе, заглядывая в глаза. Тот не посмел даже поморщиться. — Или ты сомневаешься в правдивости царского пророка, в благочестности царской избранницы и в справедливости Царя?
— Нет, мой Царь, — пробормотал тот, в ужасе закрывая глаза.
— Ты вспоминаешь о Законе, когда отдыхаешь от служения Господину нашему? Они оба поняли, что имел в виду Дэефет.
— Я… Нет, мой Царь.
— Тогда не смей напоминать о Законе мне, Царю Иегудейскому! Дэефет брезгливо толкнул Авиафара в грудь, тот отступил, нога его соскользнула со ступени трона. Первосвященник взмахнул руками, но не сумел сохранить равновесия и растянулся на полу. Дэефет усмехнулся, но улыбка быстро сползла с его лица.
— Берегись, Авиафар, — с угрозой произнес он. — Хотя ты и мой соратник, но это не значит, что у тебя две жизни или что ты угоднее Га-Шему, чем пророк Нафан. В отличие от тебя старик не лжет.
— Я… — прошептал первосвященник.
— Мне надоело твое блеяние. Ты похож на жертвенного агнца. — Дэефет улыбнулся. — Иди, ублажай своих мальчиков и девочек. Только не перестарайся. Иначе через десять лет в Иегудее не будет ни одного воина и ни одной молодой матери. Пошел прочь. Авиафар торопливо поднялся и поспешил к двери. Оставшись один, Дэефет поднял глаза и прошептал:
— Благодарю тебя, Господин, что не позволил мне сбиться с пути истинного.
09 часов 46 минут Саша приехал на четверть часа раньше. Вскочил он в шесть, без каких-то копеек, отутюжил стрелки на брюках, достал из шкафа белую рубашку, подаренную, кстати, Таней, — укол совести, — и пошел в ванную. Принял душ, соскреб «жиллеттовским» станком вчерашнюю щетину со щек, тщательно уложил волосы. Оделся и попил кофе, каждую минуту поглядывая на часы. Словом, вел себя, по выражению друга Кости, как полный кретин. Или как обычный влюбленный. По дороге у метро купил букет роз, а без четырнадцати десять уже стоял на платформе станции «Тверская», точнехонько в центре зала. Саша нервно прохаживался между подковообразными переходами и каждые двадцать секунд посматривал на часы. Без семи он почему-то решил, что Юля не придет. Без трех впал в отчаяние. Без двух Саша поверил окончательно — не придет. Не может быть все хорошо. И познакомился, и свидание назначил, да еще чтобы и пришла она. Нет, это было бы слишком уж большим везением. Что-нибудь обязательно случится. Заболеет кто-то из родственников. Или она сама заболеет. Или автобус сломается, или пожар, или наводнение, или землетрясение. Без одной минуты десять Сашино отчаяние плавно эволюционировало в черную жуткую меланхолию. Он был готов швырнуть букет в урну и уйти, опустив голову и несчастно ссутулив плечи. Без сорока двух секунд появилась она. И это было похоже на чудо. Головы всех мужчин повернулись дружно, как стрелки компасов. Единственная присутствующая женщина бросила в сторону Юли злобно-завистливый взгляд. А Саша застыл, словно вкопанный. Он отчего-то ощутил себя сельским дурачком, вломившимся в не чищенных после коровника сапогах на банкет.
— Здравствуйте, Просто Саша, — сказала девушка и протянула для пожатия узкую красивую ладошку.
— Здравствуйте, Юля. — Он ухватился за ее пальцы, тряхнул их и смутился. Протянул букет: — Это вам. Она поднесла цветы к лицу.
— Спасибо. Очень красивый букет.
— Мужик, тебе повезло, — заметил какой-то молодой плечистый парень, проходя мимо.
— А? — Саша повернул голову. — Да, спасибо. Юля засмеялась.
— Пойдемте, — предложила она. — Профессор не любит, когда опаздывают. Он очень импульсивный и вспыльчивый человек. Но прекрасный историк.
— Да-да, — торопливо замотал головой Саша. Правильно говорил Костя: более глупым он не чувствовал себя еще ни разу в жизни. — Пойдемте, конечно. Юля легко и очень естественно взяла его под руку, — Саша судорожно сглотнул, — и они пошли к эскалатору.
— Я вчера просматривала Ветхий Завет, — сказала девушка, пока чудо-лесенка несла их к дневному свету. — Очень интересная с точки зрения истории книга. Конечно, если оставить в стороне религиозный аспект.
— Пожалуй, — пробормотал Саша. — Царь Дэефет… Особенно любопытный персонаж.
— Любопытен сам путь становления иегудейского народа. Посмотрите, всего за несколько веков горстка кочевников сумела утвердиться в Палестине, подчинив себе большую ее часть.
— Пожалуй, — снова выдавил Саша. Ничего умнее он придумать не смог. Так они и разговаривали: Юля произносила фразу, а Саша глупо кивал и мямлил очередное «пожалуй». Хотя менял интонации и тембр голоса. Эскалатор вынес их в подземный переход. Они прошли вдоль яркого ряда палаток и поднялись на улицу у «Армении». Через минуту Юля звонила в профессорскую дверь. Профессор оказался круглолицым, румяным, больше напоминавшим кота Матроскина, нежели ученого мужа. Был он действительно импульсивен, двигался быстро и резко, отчего аккуратно зачесанные назад седые волосы то и дело падали на лоб. Распахнув дверь, он отстранился и окинул Сашу подозрительным взглядом. С ног до головы. Пробормотав: «Слава Богу, он не производит впечатления невежды», сделал приглашающий жест рукой, поинтересовался: