Гилгул

Сербин Иван Владимирович

— С каким ножом? — встрепенулся Костя, но тут же снова обмяк. — Ах, с ножом… С ножом, друг ты мой, все яснее ясного. Носил-то он его в ножнах, но когда шел «на очередное дело», перекладывал в карман и держал в руке. Понимаешь? Острие не давило на материю кармана и, соответственно, не прорезало ее. Вот и вся твоя загадка.

— Это кто сказал? — спросил Саша.

— Это эксперты говорят. Эксперты.

— И соответствующее заключение есть?

— Есть заключение, есть, — кивнул Костя слегка раздраженно. — А чего это ты вдруг его защищать кинулся-то? Поймали, и слава Богу. Хай сидит теперь.

— Я могу на него взглянуть? — быстро спросил Саша.

— А чего

на него глядеть? Вчера видел. Соскучился, что ли?

— Я не про Потрошителя.

— А про кого?

— Про заключение экспертов.

— Да сдалось тебе это заключение.

— Я могу на него взглянуть?

— Нету, — Костя развел руками. — Не прислали еще. И Саша во второй раз понял, что оперативник врет. Нет никакого заключения и не было. И экспертизу не проводили. Саша не слишком хорошо разбирался в экспертизах, но отчего-то был уверен, что никакая экспертиза определить подобные вещи не в состоянии.

— Все? — уже откровенно враждебно спросил Костя. — Или еще что-нибудь?

— Костя, не я к тебе в помощники набивался, — напомнил Саша. — Ты сам меня пригласил.

— Ну пригласил, пригласил. Что мне теперь, мелким бесом перед тобой рассыпаться, что ли? Говорю, экспертиза подтвердила. Все. Придет заключение — покажу. Костя демонстративно отвернулся, давая понять, что больше на эту тему говорить не желает. Саша вздохнул и посмотрел на часы. Без двадцати трех минут девять. Время истекало. Не то чтобы ему хотелось, чтобы пророчество сбылось, но странное желание Кости обязательно посадить Потрошителя вызывало у Саши подспудное чувство неприязни. Если бы все случилось именно так, как сказал Потрошитель, Саша, наверное, действительно уверовал бы в путь Гончего, в Ангела и все прочее. И тогда он защищал бы Потрошителя, насколько это в его силах. Но подобный исход означал бы, что ему, Саше, придется… Нет, он не хотел пока думать об этом.

— Скажи мне, Костя, — сказал Саша, — ты решил посадить его во что бы то ни стало, да? Несмотря на хлипкость доказательств? Костя повернулся и мрачно взглянул на приятеля.

— Ладно, — наконец кивнул он. — Ладно. Доказательства у нас и правда хлипкие. Это ты верно заметил. Можно даже сказать, у нас вообще нет ни одного прямого доказательства. Только косвенные улики. Ну и что? Ты хочешь, чтобы я его отпустил, да? А где мы его взяли? У тети Маши на печке? Когда он блины кушал, да? Нет, друг ты мой ситный, мы взяли его на месте очередного преступления! Когда он собирался убить очередную девушку! Убить, заметь! Не обворовать! Не изнасиловать даже, а убить! Это ты понимаешь? Убить! — вдруг рявкнул он. — И в кармане у него, между прочим, не леденцы лежали и не пряники, а нож! Тот самый, фирмы «Гербер», модель «6969»! И что? Ты мне скажешь, что он невиновен?

— Но, может быть, Потрошитель, точнее, этот человек, взял на себя чужую вину? А истинный маньяк до сих пор ходит на свободе! — сказал Саша резко, наклоняясь вперед. — Подобной мысли ты не допускаешь?

— Тем более, пускай сидит! — еще больше разошелся оперативник. — Пускай! Не хрена на себя подобные вещи брать! А если этот маньяк еще кого-нибудь убьет, пока нам твой Потрошитель мозги «парить» будет? Это как? Скажешь, он и тогда невиноватый получается?

— Я не об этом говорю, Костя! — стараясь оставаться спокойным, сказал Саша. — Я не говорю, что ты должен немедленно его отпустить! Я говорю, что вам следовало бы не останавливаться, а искать настоящего убийцу!

— Как? — Костя откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и саркастически усмехнулся. — Скажи как? Если мы вычислили убийцу и взяли его, кого, по-твоему, мы должны теперь ловить, а? Призрак? Привидение? Дух святой? Кого? Нет, ты не молчи! Ты ответь четко и ясно. Кого?

— Я не знаю, Костя, — ответил Саша. — Не знаю.

— А вот раз не знаешь, так и не хрена рот раскрывать.

— Слушай, — вскинулся Саша. — Я, кажется, тебе не хамил!

— Ладно, — Костя вздохнул. — Извини. Погорячился. Но ты тоже… я тебе скажу. Как начнешь докапываться… Даром что психиатр, кого хочешь можешь с ума свести своими вопросами. — Он помолчал с полминуты, затем спросил: — Так как с заключением-то? Подпишешь?

— В девять, — ответил Саша.

— Так сейчас без десяти уже, — удивился Костя. — Какая разница-то?

— Есть разница.

— Ну смотри, как знаешь. Саша вновь углубился в документы. С одной стороны, Костю можно было понять. Наверное, подобные вещи случаются и по отношению к более мелким преступникам, но с другой… Костя всегда был честен. Может быть, не слишком приятен в общении, иногда неразборчив в методах, все что угодно, но невиновных он никогда не сажал. В этом Саша был абсолютно уверен. Или он заблуждался? Без двух минут девять Костя поднялся, поправил галстук. Достав из стола несколько чистых листков и ручку, придвинул Саше.

— Можешь строчить свое заявление. Без двух… нет, уже даже без одной минуты девять. Точнее, без пятидесяти восьми секунд. За пятьдесят восемь секунд ничего не случится? Или ты рассчитываешь получить какие-то новые сведения за это время? Нет? Вот и хорошо. А я пока на планерку. Вернусь — поболтаем. В эту секунду зазвонил телефон. Саша даже подпрыгнул от неожиданности. Телефон затрезвонил снова. Долго и требовательно. Костя наклонился через стол, снял трубку.

— Алло? — сказал он. — Слушаю. А, привет, — оперативник состроил хитрую физиономию. — Да, случайно у меня. Сидит тут, в папке роется. Работает, говорю. Сейчас дам. — И, протянув трубку Саше, пояснил: — Это Татьяна. Я же говорил, она тебя весь вечер искала. Ладно, побегу. Иначе начальство взгреет так — мало не покажется.

— Давай, иди. — Саша поднес трубку к уху, чувствуя, как неприятно сосет под ложечкой. — Я слушаю, — сказал суше, чем хотел.

— Саша? — услышал он далекий, словно из другой галактики, голос Татьяны. — Это я.

— Тань, давай через час созвонимся, а? Я тебя очень прошу. Это ведь ничего не изменит? А я сейчас работой занят, разговаривать не очень удобно, да и чувствую себя неважно. — Он посмотрел на часы. Без тридцать двух секунд. — Давай, я тебе через час сам позвоню?

— Ты простыл, что ли? — спросила Татьяна так, что он тут же понял: не за тем она звонила, чтобы выяснить, как его здоровье. Но не рассказывать же ей о шизе, обнаруженной коллегой, о предсказании Потрошителя, о своем мерзком ожидании…

— Простыл, — вяло соврал он. — Под дождь попал и простыл.

— Ясно, — ответила равнодушно. — Саша, я хотела тебе сказать… Точнее, предупредить. Так. В воздухе запахло крупными неприятностями.

— Тань, а через час нельзя? Без семнадцати секунд.

— Нельзя, Саша. Через час будет поздно. Я просто хотела тебе сказать… — Без восьми секунд девять. — Я беременна, Саша, и хотела спросить, идти мне на аборт или… — Секундная и минутная стрелки дружно одолели верхнюю точку циферблата. Девять. Саша почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось. Какая-то тонкая нитка, удерживающая его разум на грани, за которой начинался совершенно непонятный, необъяснимый, кромешный ужас. В телефонной межгалактической пустоте повисла долгая, неимоверно тяжелая пауза. — Почему ты молчишь?