Гилгул
Шрифт:
— Что? — не сразу сообразил Саша.
— Я сказал, повестку на стол. — Саша положил перед Костей повестку. Тот подмахнул ее, сказал прежним, ничего не выражающим тоном: — А теперь, пошел вон, шваль.
— Как? — переспросил Саша.
— Что?
— Как ты меня назвал? Повтори.
— Шваль, — повторил равнодушно Костя. — Ты — никто. Грязь подноготная. Крыса. Г…о. Саша без размаха ударил его в лицо. Точнее, попытался. Костя легко, играючи, уклонился, перехватил Сашину руку за запястье и потянул на себя. Через мгновение Саша лихо впечатался физиономией в стол. Костя проворно вскочил и мощно ударил его локтем в основание шеи. Затем отпустил, позволяя приподняться, и, когда Саша начал выпрямляться, врубил кулаком по аккуратно
— Ты, дешевка, на кого хвост свой куцый задираешь, а? Да я тебя придавлю, как гниду. Прямо здесь, понял? Ты понял? Саша почти не слышал. В ушах звенело. Из сломанного носа хлестала кровь. Костя нажал предплечьем на шею, да с такой силой, что Саша услышал, как хрустят позвонки. Перед глазами поплыли красные круги, нечем стало дышать.
— Понял, — прохрипел он. — Отпусти!
— Вот так, — Костя отпустил, выпрямился, одернул задравшиеся рукава пиджака. — Теперь пошел вон. Надумаешь жаловаться кому-нибудь, я скажу, что ты на меня напал во время снятия свидетельских показаний. Сразу по трем статьям пойдешь. Как минимум пять лет. Но уж тебе-то я постараюсь обеспечить полный комплект. Да еще и жизнь сладкую на зоне устрою. Ты у меня, сука, в петлю сам залезешь. Еще порадуешься, что отмучился. Саша, размазывая рукавом пальто кровь по разбитому лицу, усмехнулся криво, повернулся и вышел из кабинета. Он уже почти верил. Почти. Не то чтобы ему требовались доказательства, скорее, подтверждение правильности выбора. Потрошитель мог знать очень многое, но о том, что Татьяна соберется звонить ему именно сегодня и именно в девять, этого он знать не мог. Не мог. Если только не устроил все сам. Однако Саша не верил в подобную возможность. И не рассматривал ее всерьез. Опять же, Костя… Резкая перемена, произошедшая с приятелем буквально на глазах, не укладывалась ни в какие рамки, даже с точки зрения психиатрических отклонений. Уж об этом-то Саша мог судить как врач. Шизофрения? А есть ли у него болезнь? Если уж Потрошитель не врал во всем остальном, то зачем ему врать в этом? По дороге он зашел в туалет и умылся. Вчерашняя щетина, распухшая переносица и наливающиеся вокруг глаз синяки придавали ему бандитский вид. Осмотрел в зеркало разбитые губы, провел языком по зубам. Вроде все целы. Саша спустился на первый этаж и вышел на Петровку, предъявив повестку в качестве пропуска.
— Упал? — понимающе спросил старлей на вахте.
— Ага, — кивнул Саша и поднял воротник пальто, прикрывая залитую кровью рубашку. — Минут пять падал.
— Осторожней надо, — усмехнулся старлей. Саша добрел до сада «Эрмитаж», плюхнулся на лавку и задрал голову, с облегчением коснувшись гудящим затылком деревянного поручня. Теперь надо было спокойно все взвесить. Спокойно все… Он не додумал, провалился в сон, принесший облегчение.
«Окруженный кольцом мечников, Дэефет шагал по заваленным трупами улицам Раббата. Меч он держал поднятым, приготовившись к неожиданному нападению. Черные нитки сажи плыли над городом в потоках горячего воздуха. Пепел серыми хлопьями опускался на окровавленные тела горожан. Звуки боя еще доносились с боковых улочек, но быстро смещались к окраинам. Вокруг буйствовал пожар, но Дэефет не обращал на это внимания. Его абсолютно не интересовало, что случится потом с городом и с теми, кому не повезет уцелеть. За Царем торопливой трусцой поспешали шестеро левитов, несущих жертвенник всесожжения. Следом шагал Авиафар. Замыкала процессию пехотная манипула. На случай нападения со спины. Подбежал один из Избранных. Лицо его было рассечено, залито кровью и перепачкано сажей и пеплом:
— Мой господин, — задыхаясь, пробормотал он. — Мы схватили Аннона.
— Он жив? — быстро спросил Дэефет.
— Как ты и велел, — улыбнулся Избранный, обнажив в улыбке рот, полный гниющих зубов. — Царь Аммонитянский ранен, но жив.
— Хорошо, — Дэефет быстро зашагал вперед. — Где он?
— В Храме. Избранные стерегут его.
— Вы уверены, что это Царь?
— В лицо Аннона знал только Урия, — напомнил Избранный. — Но Урия погиб. Дэефет остановился и резко повернулся к солдату:
— Тогда откуда вам известно, что тот, кого вы схватили, — Царь Аммонитянский?
— На нем латы царя. И когда он вошел в притвор, вокруг него стояли телохранители.
— Хорошо, иди добывай свое богатство. Избранный снова улыбнулся и торопливо нырнул в один из боковых проулков. Дэефет же ускорил шаг. Ему не терпелось увидеть поверженного врага. Белые, покрытые мазками копоти стены приближались с каждой секундой. Процессия миновала вырубленные сады, горящее военнохранилище. До Храма оставалось не более сотни шагов, когда со стороны дворца подбежала группа пехотинцев. Они тащили за собой пленника, одетого в милоть и плащ аммонитянской знати.
— Мой господин… — сказал один из легионеров, но Дэефет остановил его взмахом руки, проронив: „Убей его“.
— Мой господин, — закричал в ужасе пленник. — Это я послал к тебе вестника, когда Аннон унизил твоих левитов! Дэефет обернулся.
— Подведите его. Исава едва не волоком подтащили к Царю Иегудейскому, бросили на колени.
— Значит, это ты прислал Доика? — спросил пленника Дэефет.
— Я, мой господин. Но он не вернулся… Исав был бледен. Лицо его покрывал обильный пот.
— Я приказал казнить его, — улыбнулся страшно Дэефет. — Трусливый наемник знал за что.
— Я… — торопливо забормотал Исав. — Я с самого начала верил в тебя и в твоего Господа. Я был предан. Я даже молился тайно Га-Шему. Ваал — Бог язычников, — по щекам царедворца покатились слезы, оставляя на черных от копоти щеках светло-серые полоски. — Он… Он…
— Что он? — прищурился Дэефет.
— Он… — Внезапно лицо Первого царедворца осветилось радостью. — Ваал требовал человеческих жертв! Верно говорю тебе! Аннон приказал убить в Храме пятнадцать тысяч горожан! Стариков!
— Ты готов сказать это всем? — спросил Дэефет.
— Я готов сказать всей Палестине. Всему Царству Иегудейскому. Во славу истинного Господа, твоего Господина! Га-Шема!
— Ты сохранил себе жизнь, — кивнул Дэефет. — А теперь скажи, ты сможешь узнать своего Царя?
— Тебя, мой господин? Дэефет поморщился:
— Себя я узнаю сам. Царя Аммонитянского.
— Он мне не царь. Дэефет наклонился и толкнул царедворца ногой в грудь. Тот опрокинулся на спину, взвизгнув от ужаса. Через мгновение широкий клинок коснулся его груди.
— Отвечай, если не хочешь умереть.
— Я могу узнать его. Могу…
— Ты пойдешь со мной. Дэефет развернулся и зашагал к Храму. За его спиной двое пехотинцев вздернули царедворца за локти и потащили следом за процессией. Человек в латах стоял на коленях в центре Храма, между двумя столбами, украшенными изображениями Ваала и Астарты. Справа и слева от него застыли двое мечников из когорты Избранных.
— Что, Царь Аммонитянский, — спросил Дэефет, приближаясь, — помог тебе твой Бог?
— А тебе поможет твой? — спросил тот разбитым ртом и улыбнулся, обнажив залитые кровью зубы.
— Мои воины в Раббате.
— И мои в Раббате, — человек усмехнулся издевательски.
— Сейчас ты умрешь.
— Так ведь и ты умрешь когда-нибудь, Царь Иегудейский.
— И после твоей смерти все закончится.
— Мне легче, чем тебе, — ответил человек в латах. — Для меня после смерти все закончится, для тебя — только начнется. Дэефет подошел совсем близко, подцепил острием меча медный шлем и сбросил его с головы пленника.
— Эй ты, — сказал он, не оборачиваясь. — Посмотри. Ты узнаешь своего Царя? Исава вытолкнули вперед. Царедворец несколько секунд смотрел на коленопреклоненного человека, затем быстро и мелко затряс головой: