Гиллеспи и я
Шрифт:
Внезапно он посмотрел в нашу сторону, и я машинально махнула ему рукой, как старому другу. К моему удивлению, Нед немедленно оставил Мейбл и компанию и направился к нам, на ходу вытряхивая пепел из трубки. Неужто узнал? По крайней мере, благодаря ему Элспет хоть на секунду прервет свои излияния.
— Нед, дорогой, познакомься с мисс Бекстер! Герриет, это Нед — мой сын.
Художник приподнял шляпу в знак приветствия и повернулся к матери:
— Ну как?
— Его нет, — ответила Элспет. — Но мы еще не заходили во дворец — он наверняка там.
— Ладно. — Нед посмотрел на Энни: та все еще стояла на траве, внимательно изучая найденный листик. При виде жены глаза художника потеплели, на лице заиграла улыбка.
Меня он не узнал — и неудивительно. На открытиях крупных выставок, как в Гровеноре, профессиональный художник заводит десятки новых знакомств, а если его работы в течение года выставляются в разных галереях, то и сотни. Глупо было бы обижаться, что он меня не помнит.
— Чего она там возится? — ласково буркнул Нед себе под нос и добавил погромче: — Энни, милая, не отставай!
Он поманил ее к себе, но Энни лишь помахала в ответ, лучезарно улыбаясь: наверное, издали не разобрала слов. Нед рассмеялся, послал ей воздушный поцелуй и с радостным вздохом зашагал по тропе, вертя трость. Мы с Элспет поспешили следом, а девочки начали носиться между нами туда и обратно, распевая детскую песенку про какие-то колокольчики. Со стороны мы наверняка смотрелись как счастливое семейство на отдыхе — причем на месте матери оказалась я.
— Послушайте, Герриет! — вскричала Элспет. — Вы не против прибавить шагу? Дело в том, что мы разыскиваем мистера Гамильтона из Комитета изящных искусств. Мы надеемся, что картину Неда перевесят, и даже придумали, как это организовать.
Она принялась объяснять, что неудачное расположение «У пруда» беспокоило их с самого начала выставки. В первую неделю после открытия Нед письменно обратился к Горацио Гамильтону с вежливой просьбой переместить картину. Гамильтон, ныне давно забытый, был именитым представителем старомодной школы, известной пристрастием к специфическому материалу — темной липкой смеси мастичного лака и масла, а также приторными и чересчур морализаторскими сюжетами. Пусть сам Гамильтон и не был Неду союзником, он занимал высокое положение в выставочном Комитете изящных искусств, управлял популярной галереей на Бат-стрит, а главное — был одним из преподавателей Неда в Художественной школе. Без поддержки Гамильтона Нед не рассчитывал убедить организаторов перевесить картину. Таким образом, продолжала Элспет, он отправил Гамильтону письмо, но реакции не последовало. Второе письмо также осталось без ответа.
Я с интересом слушала, польщенная доверием, хотя и видела, что Нед не участвует в рассказе. Поначалу он старался предостеречь мать от излишней откровенности — с таким же успехом слепой котенок мог попытаться преградить путь бегущему быку. Потеряв надежду сменить тему, Нед стал поторапливать Элспет. Девочки продолжали носиться взад-вперед. Сибил постоянно врезалась в кого-то из нас на бегу и, кажется, раз-другой толкнула меня намеренно.
— Всем известно, — рассказывала Элспет, — что между пятью и шестью часами вечера Гамильтон всегда прогуливается в парке. Мы придумали план: встретить его, как бы ненароком, завязать разговор и внушить ему мысль, что картину Неда просто необходимо перевесить. Пока Гамильтон не даст согласие выполнить нашу просьбу, из парка он не уйдет. Да я усядусь на него сверху, если надо.
Хоть я и считала подобный способ убеждения неприемлемым, сказать об этом прямо было бы невежливо. Поэтому я глубокомысленно кивала, делая вид, что внимательно слушаю.
— Раз уж ничего не помогло, — с жаром воскликнула Элспет, — ты должен поставить его на место. Скажи ему, что он старый дурак. Напыщенный хвастливый лысый увалень.
— Точно, — улыбнулся Нед. — Тогда он непременно примет нашу сторону.
— И кстати, дорогой, нужно добиться, чтобы твою картину с прудом переместили туда, где ее увидят все. Например, в другую галерею. В ту почти никто не заходит.
— Но это Галерея британских полотен, предлагаемых на продажу, — ласково сказал Нед. — Мама, моя картина продается, а не просто выставляется, и она британская.
Элспет отмахнулась.
— Но ее не покупают именно из-за ужасного расположения. Надо повесить ее рядом с пейзажем Балаклавы. Тем самым, у которого все толпятся. Если повесить твой пруд рядом, желающие увидеть Балаклаву волей-неволей будут на него смотреть, стоя в очереди.
— Вот уж радость, — безучастно сказал Нед, — вынуждать их смотреть.
— Или в главном зале? Можно повесить там. Люди будут заходить в здание и видеть твою картину прямо с порога.
— Поверь, мама, это бессмысленно и вдобавок против правил.
Нед был совершенно прав, но Элспет не унималась. Несмотря на всю нелепость ее идей, столь ярая преданность сыну была достойна восхищения.
— Пусть бы построили еще одну галерею — для самых лучших полотен. Твоя работа заняла бы в ней достойное место.
Нед сделал вид, что задумался.
— Галерея «зал Гиллеспи».
— Именно! — взвизгнула Элспет, не замечая озорной искорки в глазах сына, и всплеснула руками. — Блестящая идея, пр-росто блестящая!
Внезапно идущая справа от меня Сибил споткнулась и с размаху упала на четвереньки. Некоторое время она не осознавала, что произошло, а затем, как и следовало ожидать, громко разревелась. Элспет тут же бросилась поднимать и утешать ее, следом подскочила Энни, и — волею случая — мы с художником оказались рядом, обогнав остальных. Нед выглядел озабоченным: он постоянно вертел головой, высматривая Гамильтона в толпе посетителей. В надежде хоть немного отвлечь его от переживаний я заметила:
— Судя по всему, ваша мама уже совершенно оправилась.
Нед озадаченно улыбнулся.
— Оправилась? Простите, но… от чего?
Я удивленно вскинула брови. Неужели никто не рассказал?
— От происшествия на той неделе — когда она потеряла сознание на улице.
— Ах, от этого. Да-да, вполне. Вы совершенно правы.
Какое-то время мы шли молча. Нед напряженно вглядывался в толпу у дворца Кельвингроув. Поскольку он ничего не ответил, я вновь заговорила:
— Слава богу, я случайно шла мимо в тот день.