Гильзы в золе: Глазами следователя
Шрифт:
1.
Босые ноги Мокрецова всунуты в стоптанные полуботинки без шнурков, одежда — грязные тряпки.
Он поджег собственный дом. Пожар погасили соседи, вытащив через окно трехлетнего ребенка.
— Пьющий я, — говорит он, глядя мимо собеседника. — Незадолго до случая много пил. Ну, и напала на меня чума: голоса
Анна Мокрецова, сухая женщина с потухшим взглядом, на вопросы отвечала нехотя. Ее слова были окрашены каким-то болезненным, глубоким раздумьем. Казалось, она не видит пользы ни от вызова мужа в прокуратуру, ни от собственного пребывания у следователя.
— Не будет он лечиться. Если вылечится, тогда ему работать нужно. И по дому управляться. А работать он не хочет. Говорит: «Ишак — полезное животное, но я им быть не желаю». Не пьяный говорит, трезвый. А пока пьет, спроса с него нет. «Больной, мол. Дипсоман». И все на него так смотрят.
Следователь прокуратуры Карасева направила Мокрецова на принудительное лечение.
Не прошло, однако, и года, как Мокрецов и следователь встретились вновь. Бывший бухгалтер не оставил склонности к спиртному и не обрел желания поступить на работу.
Когда жена отказала ему однажды в деньгах на выпивку, он спорол каракулевый воротник с ее зимнего пальто и отдал воротник на рынке за бутылку. Домой возвратился нетрезвым.
— Так ты меня в «Орловку» хотела определить? К сумасшедшим? Думала пропаду, а ты будешь наслаждаться? Тебе, значит, стыдно? Я пьяница, я алкоголик!
Он жестоко избил жену, связал ее вещи в два узла, вынес на огород и, облив керосином, поджег. Чтобы тряпки лучше горели, Мокрецов ворошил их лопатой.
Покончив с ними, он вернулся в дом и топором стал сокрушать в комнате все, что мог: зеркальный шкаф, телевизор, радиоприемник, диван — вещи, купленные после продажи половины дома.
Вызванный женою милиционер пришел в тот момент, когда Мокрецов завершал разрушение мебели.
— Па-ггади, сержант, я его в щ-щепки!
От стола со звоном отлетела дубовая доска.
— Теперь забирай меня!
Сидеть, однако, Мокрецову долго не пришлось. Он написал жене записку, где клялся, что бросит пить, слезно просил простить его, уверял, что не пройдет и года, как он заработает то, что уничтожил, умолял последний раз поверить ему.
Сердце женщины мягче воска. Анна Мокрецова на следствии заявила, что драка была обоюдной и что ради детей просит выпустить мужа. Суд определил Мокрецову условное наказание, и в тот же день бывший бухгалтер пришел домой.
Первой его заботой было отыскать в доме порожние бутылки и банки, вымыть их и отнести
— Ты, змея, думала, что я тебе правду написал? — проговорил он, злобно усмехаясь. — Х-ха! Я вышел потому, что обманул тебя. А то бы ты сгноила меня там!..
2.
Впрочем, следователю Карасевой, приехавшей спустя неделю в дом Мокрецовых для осмотра места происшествия, об этом разговоре ничего не было известно, как не было известно и о том, каким образом складывались отношения супругов после возвращения хозяина.
Половина дома, где жили Мокрецовы, состояла из комнаты, кухни и небольшого коридора. Из коридора в кухню вела новая, некрашенная дверь. Ее поставили вместо сгоревшей при пожаре. Потолок в коридоре отсутствовал, его выломали во время пожара, чтобы спасти крышу. Остались две балки, почерневшие от копоти. На одной из них, в петле из бельевого шнура и висел труп Григория Мокрецова, с головою, неестественно склоненной на бок, и руками, опущенными вдоль туловища.
Уже с первого взгляда петля представлялась нетипичной. Между головой трупа и балкой почти не оставалось свободного пространства.
На правой ноге был обут стоптанный ботинок, на левой одет спущенный грязный носок с дыркой у большого пальца. Одежда носила обильные следы непросохшей грязи.
В коридоре и кухне толпилось множество любопытных. Те, кто не попал в дом, заглядывали с улицы в окна.
Милицейский шофер удалил из помещения посторонних. Следователь и судебный врач приступили к осмотру.
Описав в протоколе позу трупа и состояние одежды, следователь перешел к осмотру домашней обстановки.
Следов борьбы или самообороны в квартире не отмечалось. Вещи оставались на местах, железные кровати были заправлены.
В кухне, на столе, покрытом старой, порезанной местами клеенкой, лежала расколотая гипсовая кошка с отверстием в голове для опускания монет.
Левый ботинок Мокрецова обнаружили за кроватью, стоявшей в комнате, слева по входу, у голой стены.
В коридор вынесли старое байковое одеяло, которым укрывался покойный (простыни не нашлось). Одеяло расстелили на полу, обрезали петлю подальше от узла и, придерживая труп, осторожно опустили его на одеяло.
Багровая странгуляционная борозда на шее имела косо восходящее направление. Механизм ее образования был достаточно ясен. Зато чуть пониже борозды на шее были заметны какие-то подозрительные прерывистые пятна, а по щеке, по линии рта, шла поперечная синяя полоса, похожая на след трения веревкой.
Следователь насторожился.
Жена Мокрецова выглядела взволнованной и страшно испуганной. Сын тринадцати лет угрюмо глядел в синюшное лицо отца. Одиннадцатилетняя дочь не выходила из комнаты, боязливо косясь на дверь. Только трехлетний Степка с тарахтением возил по щелеватому полу игрушечный автомобиль. Жена Мокрецова объяснила, что около шести вечера она сидела в комнате и латала сыну рубаху. Старшие за столом учили уроки, а маленький после дождя бегал на улице по лужам. Муж, как всегда нетрезвый, был на кухне. На то, что муж вышел, она не обратила внимания.