Гильзы в золе: Глазами следователя
Шрифт:
— Бросьте-ка Гаршин, анекдоты рассказывать. Я их и сам много знаю, — не удержался Середа. — Вам известно, откуда эта горжетка? Ее сняли с некоей гражданочки в прошлый вторник. — Он бросил на шофера пристальный взгляд. — И заметьте, Гаршин, сняли вечером, а не утром. Так что в среду утром вы ее найти не могли.
Задержанный открыл рот и уставил на Середу выпученные глаза:
— Не я!.. Ничего не знаю… Не я! Я не грабил!..
Квашнин и Середа глядели на него недоверчиво.
Лицо шофера дрожало,
— Как же так?.. Ведь вы же люди!.. Не грабил я!..
Медлительным и страшным может иногда быть мгновение…
Задержанный съежился, обмяк, подбородок его задергался и вдруг из горла вырвался громкий всхлип.
Гаршин долго не мог успокоиться. На все последующие вопросы он отвечал вяло и безнадежно.
В середине дня вызвали Струнскую. Квашнин, одетый на этот раз по форме, держащийся строго, представительно, попросил ее рассказать об обстоятельствах нападения.
Серьги на длинных подвесках качнулись.
— Но ведь я уже рассказывала, — недоуменно проговорила она.
Старший лейтенант пояснил, что хочет уточнить кое-какие детали.
— Ну что же… Шла из кинотеатра «Спартак». Времени было десять часов вечера. Из-за киоска вышли двое. Их лиц в испуге не разглядела. Один вытащил из кармана какой-то блестящий предмет, другой потребовал снять горжетку. Сняла. Один взял. Потом оба скрылись.
— Почему вы сразу не заявили?
— Не хотелось ходить по милициям, а муж настоял.
— Что при вас еще было ценного, кроме горжетки?
— Габардиновое пальто.
— Почему же преступники не взяли его?
Струнская откинула назад голову и смерила Квашнина высокомерным взглядом.
— По этому поводу они со мной не советовались.
Скоро Струнскую отпустили. Старший лейтенант в раздумье глядел, как она, балансируя на каблуках, покидала кабинет. Затем вызвал Гаршина.
Гаршин выглядел подавленно, на вопросы отвечал по-прежнему вяло и односложно.
— Послушайте, вы, — сердито бросил Квашнин. — Возьмите себя в руки и не будьте бабой. Постарайтесь вспомнить все. Поняли? Ну?
Гаршин оживился. В глазах его блеснула заинтересованность.
— Где вы были в прошлый вторник вечером?
Гаршин сосредоточенно вспоминал:
— У товарища. Помогал ему ремонтировать мотороллер.
— Когда вы от него ушли?
— Как только закончили передавать футбол по телевизору. Примерно в половине десятого.
— Где живет ваш товарищ?
— В Березовой роще.
— Каким транспортом ехали оттуда?
— Трамваем.
— А почему товарищ не отвез вас на мотороллере?
— Мы его не доделали.
В этот день Квашнин и Середа дважды проехали трамваем от дома, где
— Ну что, Середа?
Они шли по голой оттаявшей мостовой. Она парила, пригретая весенним солнцем. Прохожие были оживлены, щурились от яркого света, улыбались. Возле детского сада стояла запряженная лошадь и, закрыв глаза, всем телом впитывала солнечные лучи.
И Квашнин, и Середа понимали, что придется допрашивать не только владельца мотороллера и всех, кто живет вместе с ним, но и родственников, а может быть, даже и соседей Гаршина. Предстояло выяснить, где Гаршин был вечером во вторник, в каком часу и с кем вернулся он домой. Да и показания потерпевшей требовали проверки.
— Представляешь, сколько тут работы?
— Представляю, Коля.
— А Гаршин? Что с ним делать?
— Я думаю, пусть сидит. Еще ведь не все выяснено. А кроме того, он-таки пытался получить полтораста рублей за чужую горжетку.
Квашнин пошел на завод допрашивать мужа Струнской, а Середа — в кинотеатр, выяснить, какой фильм демонстрировался в прошлый вторник между двадцатью и двадцатью двумя часами. Тем временем несколько оперуполномоченных и участковых были заняты вызовом и допросом свидетелей.
Первым в отдел вернулся Квашнин. Он установил, что на прошлой неделе муж Струнской был в иногородней командировке и приехал в среду в девять утра. О пропаже горжетки узнал от жены.
Середа явился почти вслед за Квашниным и принес справку о том, что в прошлый вторник в кинотеатре «Спартак» показывали фильм «Сердца четырех».
Но главная новость ожидала их в конце дня, когда из бесед с двумя десятками людей со всей несомненностью выяснилось, что Гаршин не мог ограбить потерпевшую: во вторник в десять вечера он в самом деле находился у товарища и ремонтировал мотороллер. Алиби было непоколебимым.
Домашнюю работницу Струнских решили не вызывать по телефону, а послали за нею Середу.
Допрос обещал быть интересным, и, если бы не боязнь повредить делу, на нем остались бы все работники уголовного розыска.
Допрос этот Квашнин запомнил надолго. Он почти не сомневался, что старуха утаивает правду, хотя и не смог бы объяснить, почему пришел к такому выводу. Он перепробовал десятки аргументов, чтобы склонить свидетельницу к откровенности, но все доводы не достигали цели.