Гимн крови

Райс Энн

Конечно же, такие мысли приходили ей в голову. Должны были. Но сейчас, когда я смотрел на нее, я пытался понять, как глубоко она погрузилась в мир лжи и фантазий, представляя, что Ровен все знала о Морриган, но держала в секрете. Что Ровен поила ее волшебным молоком, но оно не помогло. Как бы там ни было, она задрожала. Ужасно задрожала.

— Может быть, она не могла прийти ко мне, — прошептала она. — Может быть, Эш Тэмплетон не пускал ее.

Она тряхнула головой и схватилась за лоб.

— Я же не

знаю, что он за существо! Конечно же, Михаэль и Ровен считали Эша… героем. Этаким все ведающим, мудрым исследователем проходящих веков. Но что если… Я не знаю. Я хочу ее увидеть, поговорить с ней. Я хочу, чтобы она сама сказала, чего она хочет, разве ты не понимаешь? Почему она не приходила ко мне все эти годы? Почему она даже… Лешер был жестоким, но он был заблудшей душой, он…

Она прикрыла правой ладонью рот. Ее пальцы дрожали.

Квинн уже был рядом с ней. Он не мог выносить ее страданий.

— Мона, ты не можешь дать ей кровь, — сказал я мягко. — Ни при каких обстоятельствах. Кровь не должна передаться этим существам. Мы даже не можем представить, что из этого выйдет. Скорее всего, Кровь в принципе не может ими восприниматься. Но даже если это возможно, мы не может создать новое племя бессмертных. Поверь мне, старейшие из нас не потерпят, чтобы это случилось.

— О! Я это понимаю. Я и не прошу. Я не стану… — Она замолчала, явно не в силах продолжить.

— Ты хочешь узнать, что она жива и с ней все в порядке, — очень нежно произнес Квинн. — Вот главная цель, ведь ты так говорила?

Мона кивнула, отворачиваясь.

— Да… Где-то же есть их община, и она там счастливы.

Она нахмурилась. Она сражалась со своей болью. Сдерживала дыхание. Ее щеки покраснели.

— Ведь это маловероятно, да?

Она посмотрела на меня.

— Да, — сказал я. — Именно это пытались объяснить нам Ровен и Михаэль.

— Тем более я должна узнать, что с ними случилось, — горестно прошептала она. — Я должна!

— Я все выясню, — сказал я.

— Ты, правда, это сделаешь?

— Да, — уверил я. — Я бы не стал давать тебе обещание, если бы не собирался его исполнить.

Я все узнаю, и если они выжили, если они действительно образовали где-то общину, тогда ты сможешь решить, стоит тебе с ними встречаться или нет. Но когда состоится встреча, они узнают о тебе, поймут, кто ты, увидят все. Вот в чем дело, если они обладают теми способностями, о которых говорила Ровен.

Мона отозвалась:

— Так и есть.

Она закрыла глаза. Глубоко вздохнула, замирая от боли.

— Это ужасно, но это следует признать, — сказала она. — Долли Джин говорила правду. Я не могу это отрицать. Я не могу скрывать от вас правду. Я не могу. Морриган бывала… почти невыносима.

— Невыносима? Но почему? — спросил Квинн.

Теперь я видел, что она действительно откровенна с

нами. Раньше она говорила все с точностью до наоборот.

Мона отбросила с лица волосы, ее глаза забегали по потолку. Она обращалась к тому, что всегда отрицала.

— Навязчивая, шумная, безумная! — сказала она. — Все носилась со своими планами и идеями, своими мечтами и воспоминаниями. И она и в самом деле утверждала, что Мэйфейры станут семьей Талтосов. А потом она унюхала приставший к Михаэлю и Ровен запах мужской особи Талтосов и стала совершенно неуправляемой. — Мона закрыла глаза. — Представить себе сообщество таких существ, всегда было выше моих сил. Тот, старый, Эш Тэмплетон, которого знали Ровен и Михаэль, он научился изображать из себя человека, научился века назад. Вот в чем суть. Эти существа могут жить бесконечно! Они бессмертны! Создания совершенно несовместимые с людьми. Морриган была юной и незрелой.

Она умоляюще посмотрела на меня.

— Не переживай так, — сказал я.

Никогда не видел, чтобы она так сильно мучалась. Обычно в припадках душевных терзаний, она так щедро и безмерно проливала слезы, что заставляла меня сомневаться в своей искренности. Что же касается ее ярости, то она ею просто упивалась. Но сейчас Моне действительно было тяжело.

— Понимаешь, она такая же, как я, — сказала она. — Она была новорожденным Талтосом. А я новорожденное Кровавое дитя. Или как тебе угодно меня называть. И мы совершали одни и те же ошибки. Она была неуправляемой и разрушала все вокруг себя. И я вела себя также, набросившись на твои, излившиеся в строчках откровения. Я… Она наглела, злоупотребляла, сметая все, она бросалась к моему компьютеру, переиначивала и записывала мои высказывания, и все продолжала и продолжала в том же духе, и она никогда не останавливалась. Она… Я… Она… Я… не знаю…

Она разрыдалась, и какое-то время не могла говорить.

— Господи Боже, какой же за этим стоит мерзкий секрет? — зашептала она. — Что это? Что это?

На Квинна было больно смотреть.

— Я знаю секрет, — сказал я. — Мона, ты ненавидела ее так же сильно, как любила. Да и как могло быть иначе? Прими это. А теперь ты чувствуешь своим долгом узнать, что с ней случилось.

Она энергично закивала, но ничего не отвечала и не смогла поднять на меня глаза.

— И мы с величайшей осторожностью приступим к поискам, — сказал я. — Мы начнем их, и я клянусь тебе снова, что мы найдем Талтосов. Мы или найдем их самих, или узнаем, что с ними сталось.

Тишина. Наконец она подняла на меня глаза.

Вся она была в оковах печальной неподвижности. Она не собиралась пялиться на меня. Думаю, она даже не осознавала, что и я смотрю на нее в ответ. Она очень долго смотрела на меня, но наконец ее лицо просветлело, став доверчивым и нежным.