Гиперборейская чума
Шрифт:
Когда в шестьдесят шестом его и еще нескольких членов «Асгарда» отправили в длительную экспедицию – вначале в Африку, а потом в Индокитай, – он поначалу был недоволен, считал, что это пустая трата времени и сил, но потом увлекся; грубые, примитивные и при этом очень действенные методики колдунов и шаманов восхитили его. Он сам ощущал себя колдуном и шаманом.
Многое удалось Антону Григорьевичу позаимствовать и для фармакологической практики.
В шестьдесят седьмом он присутствовал в Дагомее на принесении французского летчика в жертву духам одного из местных
Пять лет спустя он был введен в Высший Совет «Асгарда». И приобщился Тайны.
Как оказалось, «Асгард» не был тайным обществом, орденом или чем-то подобным. «Асгард» был Асгардом. Без кавычек.
Конечно, не всем, не целым – а лишь частью, втиснутой в наш мир. Дверью, тамбуром…
По ту сторону двери шла война. Страшная затяжная война. Требующая все новых и новых ресурсов. Материальных и людских.
Было время, когда удавалось мобилизовать десятки тысяч человек в год: исчезали в туннелях эшелоны с зэками и переселенцами, которым никто не вел учета, или в какое-то прекрасное утро вновь прибывшие находили абсолютно пустой лагерь: ни контингента, ни охраны, ни даже собак… Но такие масштабные операции удавались лишь при сложном стечении обстоятельств. Как правило, вербовщики обходились партиями в десять-двадцать человек.
Это была, так сказать, рекрутчина. Вал.
Ценных специалистов работали штучно.
Для постоянного снабжения Асгарда горючим, техникой и всяческими запчастями требовалось создавать и поддерживать в стране хорошо организованный бардак. Впрочем, этим занимались другие – Антон Григорьевич лишь обеспечивал их необходимой машинерией и методиками.
Сам же он, имея в виду изменившуюся в обществе ситуацию, задумался о том, как обеспечить постоянный приток в Асгард свежей крови. Лучшим решением показалось ему: создать новую религиозную секту, члены которой навсегда исчезали бы для мира – вначале в переносном, а затем и в прямом смысле слова.
Так и начала свое существование «Шуйца Мороха»…
Рассвет Марков и Терешков встретили уже за Волховом. Не спалось. Водка так и качалась в бутылке, опорожненной едва на треть. За окном плыл лес, по пояс залитый туманом.
– Да, – сказал Марков, подпрыгивая на мягкой полке и теребя простыню. – Так бы вот всегда ездить…
– Ну! – развел руками Терешков. – А вот летать мне по-здешнему не показалось. Трамвай…
– Зато какие девочки, – возразил Марков. – На «Сопвиче» куда бы ты девочку дел?
– А толку? – сказал Терешков. – Видимость одна. Реальность, не данная нам в ощущениях.
– А Питер красивый, – сказал Марков.
– Да, Питер… Питер…
И Терешков надолго задумался.
В это же время на монументальном столе Хасановны противно забрякал старинный телефон.
Трубку сразу взял Крис. У Хасановны пока были другие дела. Она делала настоящий наркомовский чай.
– «Аргус».
– Кристофор Мартович?
–
– Это Панкратов. Как договаривались…
– Я жду. Заходите.
– Я забыл предупредить… Если те ребята… на мотоциклах…
– Разумеется, нет. Что я, ничего не понимаю? Второй ураган мне не нужен.
Панкратов чуть помедлил:
– Вы страшный человек, Кристофор Мартович. Вам этого еще не говорили?
– Мужчины – нет. Ладно, не засоряйте эфир. Жду.
Коломиец потер свои огромные кулаки.
– Слушай, Крис, – сказал он, понизив голос. – Как, по-твоему, у Ирки с Иваном – серьезно?
– Что? – не понял Крис.
– Ну, так это… любовь же у них…
Крис пристально посмотрел на него.
– Ты думаешь?
– А то ты сам не видишь.
– Н-нет… вроде бы. Я как-то…
– Иван – хороший мужик, – сказал Коломиец. – Но ведь бабник же. Рассказывал он, как ауру-то прочищают… А Ирка – порох. Представляешь, чем все может кончиться? Я даже Григорию боюсь говорить…
– Да, – сказал Крис. – Кончиться может… а может и не кончиться. Как повезет. Не знаю.
Он явно думал о чем-то другом и говорил о другом.
– За Ирку-тян не нужно беспокоиться, – негромко сказал доселе молчавший барон. – Она получила правильное воспитание.
И все посмотрели на закрытую дверь, за которой лежал раненый доктор и сидели возле него дед с внучкой…
– А кто бомбу-то заложил? – вспомнил вдруг Коломиец. – Или не понял?
– Мелькнуло что-то вроде бы… но не разобрал, – сказал Крис, а сам помахал перед губами пальцем. Коломиец кивнул.
Сработал детектор металла, и тут же позвонили в дверь: коротко и уверенно. Охранник – сейчас им был Фантомас – открыл дверь. Напарница его, Нина-Впотьмах, прозванная так за необыкновенно острое сумеречное зрение, пряталась в нише позади вешалки для одежды. В руках ее был «ремингтон», с которым она умела управляться артистически.
Впрочем, предосторожности такого рода оказались излишни: Панкратов в дверях оглянулся, сказал: «Ждите в машине» – и шагнул в приемную, шутливо подняв руки.
– Простите, белый флаг забыл…
Крис вежливо поднялся, указал на мягкий «гостевой» стул:
– Присаживайтесь, Илья Кронидович. Поудобнее.
– Хотите сказать, что разговор будет долгий? Не хотелось бы, ей-богу. Можем вырулить не туда. Давайте лучше начнем с конца. Вы – победили. Признаю. Готов подписать акт капитуляции. С аннексиями и контрибуциями. В обмен на одного моего сотрудника, который слишком увлекся дикарской чертовщиной, и на предмет, который дорог мне как память.
– Какой предмет? – спросил Крис.
– Кадуцей.
– Это такой жезл со змеями? А почему вы решили, что он у нас? Я видел его в руках Ешидегея…
– Эшигедэя.
– Не могу запомнить. Бесполезно. Да. А потом начался ураган… и все.
– Та-ак… Не хочу вам не верить. Тогда: найти вы этот предмет беретесь?
– Мы еще не договорились по первому вопросу. Я хочу, чтобы Ященко понес соразмерное наказание за свои преступления.
– Хм. Соразмерное… Соразмерными были бы только вечные муки.