Гладиатор из будущего. Дилогия
Шрифт:
Этот жестокий кровавый бой на капуанской арене в июньские иды (13 июня) не только возвел меня в ранг настоящего гладиатора, но и сильно сблизил со Спартаком. Всякому гладиатору, вышедшему живым из поединка, его владелец предоставляет довольно продолжительный отдых. Нас со Спартаком целых десять дней не принуждали к тренировкам в палестре и во двориках. Наши раны и царапины, полученные в схватке, лекари осматривали и врачевали каждый день.
В эти дни Спартак выглядел печальным и задумчивым. Я поначалу решил, что Спартака терзает то, что ему пришлось своей рукой заколоть в поединке фракийца Гебра, своего близкого друга. К несчастью, Гебра зачислили в отряд секуторов-самнитов. Однажды— Конечно, Спартак никогда не простит себе того, что Гебр пал от его руки, — шепотом молвил Рес, сидя рядом со мной на ложе. — Смерть Гебра тяжким камнем лежит на сердце Спартака! Но, помимо этого, Спартак сильно обеспокоен судьбой своей возлюбленной Ифесы.
— Что с ней случилось? — насторожился я.
— Из разговора стражников стало известно, что три дня тому назад в соседний город Нолу были отправлены пять амазонок из школы Тита Карнула, — ответил Рес. — В Ноле намечались какие-то торжества, и тамошние власти надумали порадовать ноланцев схваткой амазонок с мужчинами-бойцами. По дороге амазонки выскочили из повозки и убежали в лес. Стражники пытались их догнать, но сами заплутали в лесной чаще. Говорят, близ Нолы леса такие густые, что там может спрятаться целое войско!
— Ну и… — нетерпеливо промолвил я. — Что было дальше? Их поймали?
— Да какое там! — Рес с усмешкой махнул рукой. — Тит Карнул послал на поиски беглянок около двухсот человек с оружием и собаками. Из Нолы тоже вышел большой отряд граждан со слугами, чтобы прочесать окрестности. Беглых амазонок до сих пор ищут по лесам и долинам, но покуда все без толку.
— Чего же печалится Спартак? — сказал я. — Ведь Ифеса на свободе!
— Спартак потому и печалится, что Ифеса на воле, а он нет, — пояснил Рес. — К тому же Спартак понимает, что, как бы долго беглянки ни скрывались в лесу, рано или поздно голод приведет их к жилью. А там их наверняка будет ждать западня. Ты знаешь, как поступают римляне с беглыми рабами. Их клеймят раскаленным железом или же обрекают на мучительную смерть на кресте.
На другой вечер перед сном Рес подсел ко мне с таинственным видом и шепотом сообщил, что Спартак, Крикс и Эномай задумали бежать из школы Лентула Батиата. Вместе со Спартаком согласны на побег все гладиаторы-фракийцы. Готовы бежать из неволи и все гладиаторы-галлы.
— Я замолвил за тебя слово перед Спартаком, — шепнул мне на ухо Рес. — Ты согласен бежать с нами?
— Конечно, согласен! — без колебаний ответил я, схватив Реса за руку. — Когда намечен побег?
— В ближайшие дни, — тихо проговорил Рес, дыша мне прямо в лицо. — Скоро Лентул Батиат уедет в Рим на какой-то праздник. Школа останется на попечении ланисты Меттия. Тогда-то мы и вырвемся на свободу!
— Как вырвемся? С голыми руками?! — недоумевающе прошипел я, сунув свои ладони Ресу под нос. — Стража изрубит нас на куски!
— Тихо! Спартак все продумал! — Рес прижал палец к моим губам. — Не беспокойся, у нас будет оружие!
Лежа под одеялом на своей постели и прислушиваясь к неторопливым шагам стражников за дверью, я старался унять бурную радость, полыхавшую в моем сердце. Наконец-то я дождался события, которое избавит меня от постылой участи гладиатора! Об этом восстании рабов будут помнить в веках, а в далеком будущем про это будет написано во всех учебниках по истории!
«Уж я постараюсь, внесу свою лепту в этот известнейший эпизод античной истории! — злорадно думал я. — Я отомщу этим чванливым римлянам за каждую каплю моей пролитой крови! Пусть только попадется мне Лентул Батиат, я убью его своей рукой, благо убивать меня здесь обучили превосходно!»
Разговоры о побеге пятерых амазонок ходили по школе Батиата как среди прислуги и гладиаторов, так и среди стражников. Всем уже были известны имена и возраст беглянок и то, что заводилой у них, скорее всего, была самнитка Эмболария. В связи с этим припоминались побеги рабов и гладиаторов, случавшиеся в прошлом. Беглецов почти всегда ловили. Кого-то ловили через неделю, а кого-то — через полгода. Беглецы, ускользнувшие от властей, чаще всего прибивались к разбойничьим шайкам, шныряющим по Апулии и Лукании. В тех краях для разбойников настоящее раздолье, ибо повсюду леса и горы, а по дорогам, проложенным от морского побережья в глубь Италии, постоянно двигаются торговые караваны.
Недаром кто-то из мудрых сказал, что известно одному, то никому не ведомо, а что ведомо двоим, то известно многим.
Несмотря на все меры предосторожности, слух о заговоре среди гладиаторов полз по школе Лентула Батиата, подобно тонкой струйке дыма, пробивающейся в верхние помещения дома из подвала, где начал тлеть сваленный там торф. Полсотни заговорщиков стали неким магнитом для тех воспитанников школы, кому не хотелось рисковать жизнью на арене и кто был готов на любой отчаянный шаг ради того, чтобы вырваться на свободу. То, что фракийцы и галлы что-то затевают, не могло укрыться от трех сотен гладиаторов, скученных вместе с ними на небольшом пространстве школы. Поскольку приятельские отношения связывали многих гладиаторов, невзирая на их этническую принадлежность, число заговорщиков стало быстро увеличиваться.
Однажды Рес радостным шепотом сообщил мне, что в заговор уже вовлечено полторы сотни гладиаторов. Причем, наряду с рабами-гладиаторами, к заговорщикам примкнули и некоторые из бывших римских граждан, добровольно пошедшие в гладиаторы.
— А я не доверял бы этим людям! — недовольно обронил я. — Среди них запросто может оказаться доносчик.
Рес поведал мне, что вольнонаемные гладиаторы нужны заговорщикам, поскольку они могут достать оружие.
— Ты же знаешь, что гладиаторов-добровольцев отпускают из школы на прогулки по Капуе, — сказал Рес. — Им даже деньги дают для разных покупок и на развлечения. Крикс подговорил двоих таких добровольцев, чтобы те покупали на рынке небольшие кинжалы, запекали их в хлебцы и таким образом проносили в школу.
Я тут же вспомнил, что «вольные» гладиаторы действительно частенько возвращаются с прогулок по Капуе с различными покупками. Довольно часто они приносят продолговатые хлебцы с маком и тмином, а также медовые пирожки, изюм, орехи и прочие сладости.
— Одно дело купить несколько кинжалов на рынке, это несложно, — сказал я. — Другое дело спрятать эти кинжалы в хлеб, как это возможно?
— У одного из вольнонаемных гладиаторов есть любовница в Капуе, которая выпекает хлеб прямо у себя дома, — ответил Рес. — Когда Крикс случайно узнал об этом, то он сразу смекнул, что к чему! У Крикса голова соображает быстро. Он-то и втянул в заговор Пракса, чтобы с выгодой использовать пекарню его любовницы. Не правда ли хитро, а?
— Согласен, хитро задумано, — промолвил я. — Однако этот Пракс не внушает мне доверия. Он же болтун и размазня, да еще и пьяница.
— Не такой уж Пракс и размазня, — возразил Рес. — В прошлые нундины ему хватило смелости и сноровки, чтобы пронести в школу три хлебца с запеченными в них кинжалами.
На следующий день Лентул Батиат уехал в Рим. Это был сигнал для заговорщиков, что момент для побега наступил. Отправляясь в Рим, Лентул Батиат взял с собой десять гладиаторов, которым предстояло выступить на арене. Еще Лентул Батиат забрал с собой двадцать стражников. Таким образом, в школе осталось шестьдесят стражников, не считая ланисту Меттия и его семерых помощников-докторов. Мне, как временно отстраненному от тренировок, было позволено с утра вставать не по общей побудке, а чуть позднее. И на завтрак в трапезную я отправлялся, когда все прочие гладиаторы, насытившись, уже расходились на занятия — кто в палестру, кто во дворики… Так было и в этот день. Я сидел за грубо сколоченным длинным столом под навесом, уплетая бобовую похлебку с чесноком, когда сюда ворвались гурьбой гладиаторы-фракийцы, среди которых оказался и Рес. Рабыни, подметавшие пол в трапезной, испуганно сбились в кучку, глядя на то, как фракийцы хватают ножи и деревянные молотки для отбивания мяса. Судя по решительным лицам фракийцев, было понятно, что они намерены с кем-то сражаться.