Гладиатор из будущего. Дилогия

Поротников Виктор Петрович

Спартак с добродушной усмешкой потрепал меня по шее своей сильной рукой, сказав, что он-то готов замолвить за меня слово перед ланистой Меттием, но важно, чтобы я сам не пожалел об этом впоследствии. Я заверил Спартака, что мое намерение перейти в секуторы давно и хорошо обдумано. Мне было ведомо, что тренировки у секуторов гораздо жестче, чем у лаквеаторов. Однако я был полон желания выучиться владению мечом и кинжалом, понимая, что это мне весьма пригодится, если придется участвовать в восстании гладиаторов. В том, что это восстание неизбежно случится, я был твердо уверен, так как уже успел вызнать у помощников Меттия, какой ныне год по римскому летоисчислению.

Оказывается, машина времени забросила меня в 680 год от основания Рима. В переводе на летоисчисление, принятое в античной историографии в двадцать первом веке, ныне был 73 год до нашей эры. Именно в этом году и произошло восстание гладиаторов в школе Лентула Батиата. Таким образом, я невольно оказался на пороге самого грандиозного восстания рабов античной эпохи. Как бы ни повернулись грядущие события, для себя я твердо решил быть подле Спартака, чтобы всячески содействовать успеху его дела.

ГЛАВА ПЯТАЯ

АМАЗОНКИ

Не знаю, чем я расположил к себе Спартака, только благодаря его хлопотам меня вскоре перевели из группы лаквеаторов в группу

секуторов. В этой же группе находился и Спартак, являвшийся бесспорным лидером среди гладиаторов. Помимо Спартака, в группе секуторов также выделялись галлы Крикс и Эномай. Оба, как и Спартак, уже сменили три школы, прошли через множество поединков, всегда выходя победителями и без серьезных ранений.

Эномаю было около сорока лет, из них он более десяти лет находился в гладиаторах. Эномай был вынослив и неимоверно силен. Когда-то в драке ему сломали нос, который сросся не очень удачно, поэтому нос у Эномая имел заметную кривизну и небольшой горб на переносице. Несмотря на свой грозный вид, Эномай имел спокойный нрав и никогда не повышал голоса.

Криксу еще не было и тридцати. Он тоже был очень крепкого сложения, высок и статен. Свои длинные белокурые волосы Крикс заплетал на висках в две маленькие косички, по обычаю своего племени. Крикс происходил из галльского племени воконтиев. В отличие от Спартака и Эномая, Крикс был довольно вспыльчив, и под его горячую руку было лучше не попадаться.

Крикс и Эномай были дружны со Спартаком, благодаря этой дружбе между гладиаторами-галлами и гладиаторами-фракийцами не происходило никаких ссор. Чего нельзя было сказать про гладиаторов-греков и гладиаторов-италиков, между которыми постоянно случались какие-то склоки.

Для секуторов физическая сила и выносливость имели не меньшее значение, чем умение владеть оружием, поскольку поединки гладиаторов зачастую происходили на солнцепеке и могли продолжаться по времени от получаса до двух часов. Во время схватки секутор должен был нападать и защищаться, применяя уловки и отскоки, не обращая внимания на тяжесть оружия и доспехов. Медлительных гладиаторов зрители могли освистать, а специальные надсмотрщики начинали подгонять их, используя раскаленные на огне железные прутья. Тяжелораненый гладиатор, не проявивший в схватке храбрости и прыти, был обречен на смерть. Толпа никогда не щадила таких гладиаторов, неизменно требуя добить их.

Поэтому тренировки секуторов всегда начинались с физических упражнений. Каждый день мне приходилось приседать помногу раз, держа на плечах мешок с песком, приходилось подтягиваться на перекладине со свинцовым поясом на талии. Для укрепления мускулатуры рук гладиаторы использовали гири и гантели разной тяжести.

Отжиматься от пола приходилось по полсотни раз за один подход. Секуторов обучали обращаться как с прямым самнитским мечом, так и с фракийским мечом, закругленным на конце на манер персидской сабли. Еще на вооружении у секуторов имелся очень короткий испанский меч, более похожий на кинжал. С испанскими мечами выходили на поединок андабаты, так назывались гладиаторы, облаченные в кольчужные рубашки и массивные неудобные шлемы с очень маленькими отверстиями для глаз. Эти несчастные были вынуждены сражаться друг с другом почти вслепую. Щитов им не выдавали, поэтому андабаты старались в ближнем бою нанести противнику как можно больше ран, чтобы тот истек кровью и ослаб. С прямыми самнитскими мечами выходили на арену гладиаторы-мирмиллоны, названные так из-за бронзовой рыбки на шлеме. Эта рыбка по-латыни называется «мормиллос». Также самнитские мечи выдавали гладиаторам-самнитам, имеющим шлем с пышным гребнем, большой овальный или прямоугольный щит и бронзовую поножу на левой ноге. «Самниты» в гладиаторских поединках имели чисто нарицательное значение, ибо с самнитским вооружением ланиста мог выпустить на арену хоть грека, хоть галла, хоть азиата… То же самое можно было сказать и про «фракийцев». На гладиатора надевали фракийский шлем, давали ему небольшой круглый щит, изогнутый фракийский меч, и этот человек выходил на поединок, объявленный глашатаем как «фракиец». Хотя этнически этот гладиатор мог быть и самнитом, и луканцем, и кем угодно. Я с таким рвением начал осваивать приемы по владению мечом, что очень скоро стал лучшим по фехтованию среди новичков, к изумлению ланисты Меттия. По этой причине мне было позволено в ближайшие нундины, то есть в выходной день, провести ночь с женщиной. Так совпало, что именно в эти нундины в школу Лентула Батиата в очередной раз были приглашены амазонки из школы Тита Карнула. Древнеримская неделя равняется девяти дням, последний девятый день недели считается днем отдыха. Соблюдалось это негласное правило и в гладиаторских школах. В нундины кое-кого из гладиаторов отпускали погулять по Капуе. Все прочие воспитанники в этот день наслаждались отдыхом в стенах школы. Выходных дней с нетерпением ожидали и местные куртизанки, которых пропускали в обиталище гладиаторов на одну ночь, и плата за эту ночь никогда не была мизерной. Обычно блудниц предоставляли лишь тем из гладиаторов, кто имел явные успехи в обращении с оружием, кто не нарушал внутренний распорядок и заслужил похвалу от корникулария Меттия. Имена всех отличившихся за неделю гладиаторов объявляли на вечернем построении в день, предшествующий нундинам. Поскольку в древнеримском лунном календаре месяц состоял из трех девятидневных недель, то и на отдых у гладиаторов выпадало всего три дня в месяц. За время моего пребывания в школе Лентула Батиата я успел приглядеться не только к особенностям быта людей, живущих в первом веке до нашей эры, но и к здешним женщинам. Я всегда был падок на женские прелести, а долгое воздержание от секса вызывало во мне бурное кипение половых гормонов, что порой толкало меня на необдуманные поступки и пробуждало во мне очень непристойные мысли. Первое, что мне сразу понравилось в здешних женщинах, это их одежда и прически. Древнеримская мода не признавала коротких стрижек у женщин, будь то свободная матрона или рабыня. У всех женщин волосы были длинные и очень длинные. Невольницы в школе Лентула Батиата чаще всего заплетали свои волосы в косы или собирали их в пучок на затылке. Каждое утро делать себе красивую прическу у рабынь просто не было времени. Знатные капуанские матроны частенько приезжали на виллу Лентула Батиата, чтобы поглазеть на тренировки гладиаторов. Эти высокородные дамы, сидя в тени портика, блистали своей прекрасной внешностью, и главным их украшением, без сомнения, являлись изысканные прически. Стиль и покрой одежд здешних женщин пришелся бы по душе всякому модельеру и тем более ловеласу. В основе древнеримского стиля было длинное свободное одеяние из мягкой легкой ткани, крепившееся на плечах застежками и стянутое в талии тонким поясом. Впрочем, пояс мог находиться и прямо под грудью, если женщине так нравилось. Некоторые из матрон носили сразу два пояса: один на талии, другой под грудью. Такое одеяние называлось стола. Главной особенностью столы было наличие множества складок, которые каждая модница старалась уложить на своей фигуре таким образом, чтобы подчеркнуть все ее достоинства. Под столой знатные женщины носили длинную тонкую тунику.

Женщины победнее надевали столу прямо на голое тело. Иногда к столе пришивали рукава для выхода из дома в прохладную погоду. Поверх столы римлянки накидывали паллу, это широкое одеяние служило им плащом. Куртизанки и женщины из простонародья ходили повсюду в одних туниках из шерстяной ткани. Туника непременно имела пояс, благодаря которому фигура женщины выглядела стройнее. Длинная повседневная туника небогатой горожанки имела разрезы по бокам примерно до середины бедра, иначе женщине было бы затруднительно подниматься по ступеням, приседать и делать широкие шаги при ходьбе. Туники куртизанок были очень короткие, иногда с бахромой, иногда с короткими рукавами, но непременно самых ярких расцветок, чтобы издали привлекать внимание мужчин. Плащи у блудниц были такие же яркие, даже свои сандалии эти служительницы разврата окрашивали пурпуром или киноварью. Столы и паллы при всей своей длине все же не могли скрыть прелестные округлые формы здешних красавиц, поскольку при ходьбе и при малейшем дуновении ветерка легкие ткани этих одежд, плотно облегая женский стан, выдавали все его соблазнительные изгибы. Стола представляла собой просто широкий прямоугольный отрез ткани, который женщина набрасывала на себя, закрепляя его фибулами на плечах. При этом ее левый бок оставался совершенно открытым для нескромных мужских взглядов. Если среди рабынь Лентула Батиата симпатичных было немного, то среди гражданок Капуи, приходивших поглядеть на учебные схватки гладиаторов, практически каждая вторая отличалась изумительной красотой. Некоторые из матрон имели столь совершенные черты лица и такую великолепную фигуру, что от них было невозможно оторвать взгляд. Частенько во время передышек, сидя где-нибудь во дворике на скамье, я пожирал глазами этих прекрасных женщин, которые казались мне античными богинями! Кровь закипала во мне от одной мысли об обладании на ложе любой из этих красавиц! Воительниц из школы Тита Карнула привезли на виллу Лентула Батиата перед самым ужином. Амазонок было больше двадцати. Как правило, они сами выбирали себе любовников из числа гладиаторов во всех школах Капуи. Одни из этих молодых женщин, обреченных на кровавое ремесло, находили себе постоянного возлюбленного. Другие — и таких было большинство — встречались с разными любовниками, желая с головой окунуться в разврат, дабы хоть как-то отвлечься от безрадостной действительности, не сулившей амазонкам ничего хорошего. Кроме моего приятеля Диомеда, встречавшегося с одной и той же любовницей-амазонкой, еще несколько гладиаторов нашей школы имели постоянных возлюбленных из числа амазонок. Одним из этих гладиаторов был Спартак. Возлюбленную Спартака звали Ифесой. Она, как и Спартак, была родом из фракийского племени одрисов. Лет десять тому назад римляне завоевали царство одрисов в Родопских горах. С той поры на рабских рынках Италии появилось довольно много рабов-фракийцев мужчин и женщин. В нундины ужин гладиаторов, заслуживших поощрение от ланисты Меттия, был особенно обильный, поскольку вместе с этими счастливчиками трапезничали и приехавшие в гости женщины-воительницы из школы Тита Карнула. На этом ужине и завязывались предварительные знакомства между гладиаторами и амазонками. С какой завистью еще совсем недавно я смотрел на тех воспитанников, кому выпала удача отужинать за одним столом с молодыми женщинами. И вот я сам вдруг оказался в этой особой трапезной, стены которой были расписаны фигурами совокупляющихся фавнов и нимф. От волнения кусок не лез мне в горло. Воительницы из школы Тита Карнула оказались все, как на подбор, очень хороши собой. Это были крепкие гибкие молодые женщины, самой старшей из которых было чуть больше двадцати пяти лет, а самой младшей еще не исполнилось и двадцати. Я жевал мясную отбивную, то и дело прикладываясь к кружке с виноградным вином, а сам неприметным оком разглядывал юных амазонок, быстро тараторивших на латыни и весело смеющихся над грубоватыми шутками моих товарищей по оружию. Мой взгляд невольно приковывался к Спартаку и к сидевшей рядом с ним красивой фракиянке с тонким прямым носом, серо-голубыми очами, чувственными устами и копной распущенных по плечам волос цвета спелой пшеницы. Спартак и Ифеса негромко беседовали о чем-то своем, не обращая внимания на царящий вокруг шум и гам.

— А это мой друг Андреас! — Сидевший рядом со мной Диомед похлопал меня по плечу. Затем, наклонившись к моему уху, Диомед негромко шепнул: — Очнись, глупец! Напротив нас сидят моя Лоллия и ее подруга Фотида.

Я перевел взгляд на девушек и постарался улыбнуться им. Светловолосая голубоглазая Лоллия была прелестна и женственна, а ее белозубая улыбка могла очаровать кого угодно. Фотида имела оливковый цвет кожи и темно-каштановые вьющиеся волосы. Чертами овального лица, формой носа и глаз Фотида поразительно походила на Регину. Даже цвет волос Фотиды был точно такой же, как у Регины. Хотя полного сходства между этими двумя женщинами, разделенными временным пространством в двадцать веков, все же не было. Прямой нос Фотиды был заметно крупнее, чем у Регины, ее губы были пухлее, особенно нижняя, а лоб был более выпуклым. Глаза у Фотиды были темно-синего оттенка, а у Регины цвет глаз был светло-карий. Длинные завитые локоны свисали у Фотиды с висков, обрамляя ее красивое непроницаемое лицо, на котором не было заметно и тени улыбки.

— Твой друг всегда так молчалив? — с улыбкой обратилась Лоллия к Диомеду.

— Андреас впервые на таком застолье, — ответил Диомед, — поэтому… э-э… он слегка смущается при виде стольких красавиц! Андреас и в школе-то у нас пребывает всего два месяца.

— Мне нравится этот молчун, — громко заявила Фотида, не спускавшая с меня своих пристальных глаз. — Я хочу трахаться с ним! Это можно устроить, Диомед?

Я едва не поперхнулся вином после сказанного Фотидой. Что и говорить, нравы у этих амазонок просты и непосредственны!

— Конечно, можно! — Диомед снова похлопал меня по плечу. — Андреас — жеребец, что надо! Фотида, тебе нужно лишь раздвинуть ноги пошире, а уж Андреас отымеет тебя так, что останешься довольна!

— Надеюсь, член у него большой? — с серьезной миной на лице поинтересовалась Фотида.

— С этим орудием у Андреаса все в порядке, — заверил Диомед Фотиду, — если он вгонит в тебя свою дубину…

— Давай обойдемся без этих подробностей, милый, — прервала Диомеда Лоллия. — Пусть Андреас расскажет нам о себе. Откуда он родом?

Пришлось мне напрягать свои мозги, чтобы вступить в беседу с двумя подругами-амазонками. Если со склонениями и спряжениями в латинских фразах у меня все уже было в порядке, то с местоименными прилагательными и функциями латинского аблатива я еще то и дело путался. К тому же мне порой не хватало выученных латинских слов, чтобы полнее выразить какую-нибудь свою мысль. К счастью, Диомед оказывал мне поддержку, весьма кстати дополняя мою речь нужными словами при каждой долгой паузе.

Я наговорил Лоллии и Фотиде, будто моей родиной является Заальпийская Галлия, что мой отец взял в жены гречанку, поэтому у меня греческое имя и мне знаком греческий язык. Далее я наплел, что в рабство к римлянам угодил, приехав в город Массилию в ту пору, когда тамошние греки затеяли войну с галлами из племени катуригов. Римляне же помогали массалиотам победить катуригов. Для греков, как и для римлян, все галлы одинаковы, поэтому меня обратили в рабство, едва я появился в Массилии с торговым караваном отцовского брата.