Гладиатрикс
Шрифт:
Некоторое время мужчины молча потягивали пиво.
«Если бы на месте Эйрианвен оказалась любая другая женщина, то все кончилось бы иначе, — думал Катувольк. — Но Эйрианвен… Такая прекрасная, со всех сторон совершенная, прямо богиня, ступающая по земле… Действительно, столько достоинств редко сочетается в одном человеке. Телесная красота, добрый и дружелюбный характер, не говоря уже о бездне знаний, унаследованных от отца-друида. В общем, о лучшей наследнице Сорине трудно было мечтать, но Эйрианвен угораздило по уши влюбиться в гречанку!»
— Ну, пойду я к Дорис, — поднимаясь на ноги, сказал Катувольк.
Палка тряхнул головой, словно отгоняя мрачные мысли.
— Думаю, ты все же беспросветный дурак, если отказываешься острожить в этом пруду бесплатную рыбку. Ладно, катись отсюда и оставь настоящим мужикам настоящие мужские дела.
Палка подмигнул Катувольку, вылез из-за стола и отправился на поиски девиц.
Молодой галл оставил его развлекаться, а сам бодрым шагом направился привычной дорогой. Он лишь недавно познакомился с Дорис, но уже чувствовал искреннюю привязанность к ней. Наставника воительниц менее всего волновал способ, которым она зарабатывала себе пропитание. Его собственное ремесло временами тоже дурно попахивало. Те, кого он воспитывал и обучал, чаще всего погибали до времени или, хуже того, становились никчемными, беспомощными калеками.
Катувольк мотнул головой, злясь на себя за то, что разговор с Палкой настроил его на такой грустный лад. Впрочем, горечь рассеялась сама по себе, стоило ему увидеть дом, где работала Дорис. Она уже ждала его, стоя в дверях. Ее труды на сегодняшний вечер были завершены. Девушка поспешила навстречу Катувольку, и ее торопливый шаг наполнил радостью его сердце.
XXIX
В стенах комнатки металось эхо воплей толпы зрителей, бушевавшей снаружи. Ритмичные выкрики достигали глубочайших подземелий в недрах амфитеатра, проникая сквозь камень словно бы отзвуками яростной, бьющейся музыки. Лисандра хлопотала вокруг Эйрианвен, умащивая ее тело маслом.
— Это для меня прежде всегда делала Сорина, — едва слышно прошептала британка.
— Не думай о ней так, — посоветовала Лисандра. — Она просто враг. Без имени, без лица.
— У нас так не принято, — ответила Эйрианвен. — Пусть мы и сходимся в поединке, но должны почтить одна другую.
— Ты ее почтишь, — не без колкости проговорила Лисандра. — У тебя будет для этого вполне достаточно времени, когда она свалится мертвой. Знаешь, я не очень долго была с ней знакома, но успела понять, что рука у нее сегодня не дрогнет. Если у тебя будет возможность ее поразить, то бей, не испытывая сомнений!
Эйрианвен ослепительно улыбнулась.
— Лисандра, а ты не думала о том, чтобы сделаться наставницей?
Та легонько ущипнула ее за нос, отчего Гладиатрикс Секунда рассмеялась и на какое-то время отвлеклась от мрачных раздумий.
— Уж верно, — сказала Лисандра. — Я справлялась бы с этим получше тех недоумков, с которыми нам приходится иметь дело сейчас.
Она отступила назад, придирчиво оглядела свою работу и удовлетворенно кивнула.
— Кажется, я ни пятнышка не пропустила… Слушай, а ты точно уверена, что не наденешь даже и сублигакулум? Никто ведь не приказывал тебе драться совсем нагишом. — Эйрианвен открыла было рот, но Лисандра вскинула руку. — Дай угадаю. Опять обычай ваших племен?
— Да, — кивнула силурийка. — Одна из нас уйдет из этого мира — голая, как и пришла. Нагота подчеркивает, что мы бьемся как равные. Доспехи не отведут ни единого удара. Тело против тела, меч против меча…
— Жаль, что спорить вы будете не о том, кто красивее! — Лисандра принудила себя улыбнуться, хотя ее сердце порывалось выскочить из груди от тоски и тревоги.
«Не годится показывать этого Эйрианвен. Пусть любимая видит мою нерушимую уверенность и черпает в ней силы».
— Ты о чем?..
Эйрианвен завертела головой, повела плечами, разминая мышцы.
— Жаль, что исход поединка определит не красота, — перефразировала Лисандра, сообразив, что некоторые тонкости латыни так и остались недостижимыми для силурийки. — На жилистую старую клячу никто бы даже не посмотрел!
— Нехорошо так ее называть, — пристыдила подругу Эйрианвен, глаза которой смеялись. — Не волнуйся за меня, Лисандра. Я буду упорно биться и вернусь с победой, если боги пожелают!
Лисандра кивнула. А что ей еще оставалось?
Вблизи арены можно было оглохнуть.
Лисандра успела привыкнуть к грому здравиц в свою честь, но такого неистовства ей еще не доводилось слышать. Публика не просто ревела, приветствуя выход на арену лучших воительниц. От издаваемых ею звуков по-настоящему содрогалась земля. Лисандра стиснула пальцами прутья решетки, перегораживавшей ворота жизни, и почувствовала, что даже они дрожали.
Потом она нашла взглядом Сорину. Ее загорелое тело сплошь состояло из твердых, четко обозначенных мышц, перекатывавшихся под сухой кожей. По сравнению с амазонкой Эйрианвен была сама женственность. Лисандра отдавала себе отчет в том, что жилистая угловатость делает ее саму схожей с Сориной. Тело Эйрианвен являло нежные округлости и изгибы, но спартанка знала, что это была в основном видимость. Бархатные ножны, скрывавшие упругую сталь.
Вот они встали одна против другой и приветственным движением вскинули мечи. Сквозь немыслимый шум Лисандра еле расслышала пронзительный голос эдитора, толстяка Эсхила, возвещавшего начало поединка.
Воительницы не торопились двигаться с места. Несколько бесконечных мгновений они стояли, словно две статуи, изваянные скульптором, запечатлевшим воинскую готовность, которая никогда не завершится ударом. Публика постепенно притихла, словно поняв, что на арене должно было произойти нечто величественное. Тела обеих гладиатрикс блестели от пота, но двигались только плечи. Соперницы успокаивали дыхание, претворяя волнение в управляемую и смертоносную силу.
— Начинайте же! — тонко прозвучал голос Эсхила, раздраженного задержкой, но две женщины стояли по-прежнему недвижимо.
В тылах арены понемногу задвигались харенарии — рабы, подгонявшие нерадивых бойцов. Их руки были защищены кожаными перчатками, на жаровнях загодя калилось железо. Зрители хранили молчание, но сила, с которой двадцать тысяч человек желали начала схватки, была почти ощутимой.
В глаза Лисандре ударил солнечный луч, и лишь через миг она поняла, что отбросил его меч Сорины. Клинок амазонки с визгом рассек воздух, устремившись к Эйрианвен. Звон, с которым отвел удар меч силурийки, словно прорвал плотину, и трибуны взорвались неистовым ревом.