Гладиатрикс
Шрифт:
— Да, правитель.
Разговор раскрепостил и некоторым образом обезоружил бывшую жрицу, но теперь, кажется, наступала пора заново готовиться к самому мерзкому.
«Ну что ж, по крайней мере, все обставлено не так гадостно, как я ожидала».
Спартанка ведь полагала, что плотская прихоть римлянина осуществится, что называется, с ходу и без особых затей. К тому же Лисандра считала, что очень неплохо разбирается в людях. Длительная беседа помогла ей составить определенное мнение о Фронтине. Она по-прежнему не ждала, что получит от физической близости с ним какое-то удовольствие, но это по крайней мере будет не то скотское, грубое насилие, которое она со страхом предвидела накануне.
«Что ж, спасибо и на том».
Она подняла руку к плечу и начала стягивать тонкий шелк хитона.
Прокуратор приподнялся на локте.
— Что это ты делаешь? — спросил он с некоторым недоумением.
Лисандра неудержимо залилась краской. Раздевание оказалось делом еще более трудным, нежели она себе представляла.
— Ты хочешь, чтобы я оставила это на себе? Прости, я никогда не делала этого раньше. Мне трудно предугадать мужские желания.
— Но я пригласил тебя сюда совсем не для этого, — по-доброму улыбнулся Фронтин. — Не буду, впрочем, отрицать… если бы ты отдалась мне добровольно, то я почел бы это за честь. Твоя красота пленяет меня, не говоря уже об уме — столь редком качестве среди женщин.
Лисандра поспешно поправила плечико хитона. Она испытывала такое облегчение, что забыла даже рассердиться на его замечание об уме женщин. Потом до нее дошло, что это не сама она неверно оценила намерения Фронтина.
«Бальб направил мои мысли в ложное русло. Если бы ланиста хоть промолчал, то я не испытывала бы сбивающего с толку беспокойства, а теперь из-за него еще и попала в очень неловкое положение. Если бы мне дали самой обо всем судить, то эта встреча с правителем прошла бы вовсе без сучка и задоринки».
Увы, дело повернулось так, что спартанка чувствовала себя дура дурой. Она кашлянула и невольно добрым словом помянула девушек-рабынь, наложивших на ее лицо такой толстый слой румян и белил. Фронтин, может, и не заметит, что ее щеки были пунцовыми, точно спартанские боевые плащи.
— Тогда почему ты велел мне прийти?
— Потому, что меня восхищает воинское искусство, — ответил правитель. — И еще потому, что в тебе я вижу задатки величия.
Лисандра невольно кивнула. Она слышала подобное уже не впервые, а раз так, то, наверное, это была правда.
— Как ты, должно быть, заметила, я страстный любитель гладиаторских игр, — продолжал Фронтин. — У меня весьма наметанный глаз. Вот я и решил выяснить, есть ли в тебе нечто более глубокое, нежели просто умение отменно сражаться. — Тут он опять улыбнулся. — Да, я правитель, облеченный властью, но и меня слепят звезды, сияющие на арене. Как же мне не использовать свое положение и не встретиться лицом к лицу с теми, кем я восхищаюсь. — Он приветственно поднял кубок. — Я убедился, что в тебе определенно есть кое-что гораздо более глубокое, чем просто умение драться, Лисандра Спартанская!
Воительница ответным движением подняла чашу.
— Очень проницательное наблюдение, правитель. Пью в твою честь! — Она поставила кубок на стол и поднялась. — Будь здоров, Секст Юлий Фронтин!
— Будь здорова, гладиатрикс!
«Что за прекрасное создание! — сказал он себе. — Прямо как нарочно созданное для того, чтобы поспособствовать некоторым моим планам».
XXVII
— Слышать ни о чем таком не желаю!
Луций Бальб зло смотрел на Сорину. Ну за что, спрашивается, такая напасть? Стояло раннее утро, солнечный луч неторопливо переползал по рабочему столу в его галикарнасском наемном жилье… Вот тут-то ему и свалился подарочек на голову!
— От тебя на самом деле мало что зависит, ланиста, — ровным голосом ответила Сорина. — Мы все равно с ней сразимся. Вне зависимости от твоего мнения на сей счет. Однако надеюсь, что кто-то из нас выживет. Так почему бы тебе не получить от этого выгоду?
— Не о выгоде речь! — Бальб грохнул кулаком по столешнице. — Ты, случаем, не забыла, кто кому подчиняется? Напоминаю, что владелец этой гладиаторской школы — я! Без моего позволения никто не будет устраивать личных разборок просто потому, что им, видите ли, так захотелось!
На миг жесткие, резкие черты лица амазонки окрасило что-то вроде печали.
— Мне самой все это не нравится, — проговорила она. — Но как бы то ни было, я должна сразиться с Эйрианвен.
Бальб поднял брови.
— Уверен, уж вы-то с ней как-то сумеете договориться, — сказал он примирительно. — Вы же всегда были так близки. Неужели нет способа все распутать и выправить без кровопролития?
— Ты не понимаешь наших обычаев и нашей души, Бальб, — вздохнула Сорина. — Это не сделка, которую можно обсудить, и не суд, где возможны переговоры. Мне брошен вызов, и я обязана на него ответить. Другого выхода нет.
— Но это же нелепо! — вырвалось у ланисты, он возвел глаза к потолку. — О боги, чем же мне досталось управлять!
— Я — Гладиатрикс Прима, — сказала дакийка. — Эйрианвен — Гладиатрикс Секунда. Теперешние игры принесли славу твоей школе. Разве Лисандра, новичок на арене, не была приглашена в гости к правителю?
От Бальба отнюдь не укрылось, с каким отвращением Сорина произнесла имя спартанки, однако он жестом предложил ей продолжать.
— Я знаю, что ты не собирался устраивать подобный бой, но он всем покажет, насколько же далеко ты готов зайти в своем стремлении угодить толпам зрителей… не говоря уже об эдиторе. Выставив двоих лучших воительниц на бой до смерти, ты всем явишь небывалую щедрость, покажешь, что готов лишиться своих самых ценных вложений. До сих пор твоих девушек-гладиатрикс было смешно равнять с новичками из других школ. Будь уверен, зрители оценят небывалое зрелище. Только вообрази, какие ставки будут сделаны на каждую из нас! Спорю на что угодно, вы с Фалько сумеете выжать для себя кое-какие деньжата из толстяка Эсхила.