Гладиатрикс
Шрифт:
— Разве женщины из твоей школы сегодня не дерутся? — спросила Дорис.
Они с Катувольком сидели в маленьком садике лупанария. Девушка грызла яблоко, которое принес ей молодой галл.
— Дерутся.
Катувольк невольно повернул голову в сторону амфитеатра. Было отчетливо слышно, как бесновалась толпа.
— Судя по крику, как раз их и приветствуют.
— Может, тебе стоило бы остаться там?
— Нет уж, я с тобой лучше побуду, — сказал Катувольк.
Это была правда, хотя и не вся. Смотреть, как
— А хозяин тебя не хватится? — спросила Дорис, нарушив цепь его размышлений.
Он вскинул глаза, и она пояснила:
— Я просто к тому, что не слишком ли часто ты отлучаешься… для раба?
«Вот она, цивилизованность», — с горечью подумал Катувольк.
Блудница, зарабатывавшая под стонущими незнакомцами, не постеснялась упомянуть о его подневольном положении. Лицо галла на миг потемнело от гнева, но Дорис, похоже, и в мыслях не держала его оскорбить. На ее милом, густо накрашенном личике отражалась лишь забота о нем.
Катувольк тяжело перевел дух и хотел что-то сказать, но Дорис опередила его.
— Я просто знаю, что ты любишь меня такую, какая я есть. Тебе не важно, чем я занимаюсь. Боюсь, вдруг ты ушел из дома без разрешения и попадешь в беду из-за меня?!
— Мне разрешено выходить, когда захочу, — ответил Катувольк.
Он понял, что побудило ее задать такой вопрос, и почувствовал облегчение.
— Мой ланиста в этом смысле человек неплохой. Мы ему принадлежим, но обращается он с нами уважительно. Не всем рабам достаются такие хозяева.
— Хорошо, что он такой добрый. — Дорис улыбнулась, обхватила руками колени и уперлась в них подбородком. — Мне так нравится, когда ты приходишь. Ты меня как будто спасаешь, увозишь куда-то, хотя бы на время. Глупость, правда? Скоро игры завершатся, и тебе придется уехать.
— Верно, но мой луд находится всего в нескольких сутках пути. Я буду приезжать так часто, как только смогу!
Катувольк произнес это совершенно не думая и только потом осознал, что действительно намеревался именно так поступить.
— Если ты не сможешь, то я не обижусь, — сказала Дорис очень серьезно. — Только, пожалуйста, не обещай мне ничего, если не намерен сдержать слово. Вот это будет для меня горе.
— Слово чести. — Галл прижал правую ладонь к сердцу. — Клянусь при любой возможности тебя навещать!
— Катувольк!.. — как-то придушенно пискнула Дорис. — Какое это чудо!
Зашуршал шелк. Дорис обдала его запахом духов, обняла за шею и прильнула к груди.
— Никто еще так не поступал со мной!
Могучий галл гладил ее по голове. Ему очень хотелось немедленно поцеловать девушку, но он боялся, не оттолкнет ли ее такая попытка сближения. Ведь их дружба во многом основывалась на его мужской сдержанности. Естественно, ему хотелось бы большего, но он не отваживался на такой шаг. Эта девчонка и так слишком многого натерпелась. Катувольк успел достаточно изучить ее. Он понимал, что ее временами нагловатая повадка была лишь броней. Слишком тяжкая жизнь, слишком горькие обстоятельства…
Так что, когда она вдруг потянулась губами к его губам, удивление галла было безмерно.
Сердце Лисандры колотилось в горле, порываясь выскочить изо рта, костяшки пальцев, сжавших решетку, мертвенно побелели.
Клинки Эйрианвен и Сорины свистели и мелькали в стремительном танце смерти. Они яростно сталкивались снова и снова. Длинные мечи не слишком-то позволяли наносить резкие уколы, так что поединок происходил почти без отступления от варварских правил. Широкие размахи, режущие выпады, летящие снопы искр…
Эйрианвен затеяла внезапную атаку. Ее меч готов был упасть на голову Сорине, но та встретила его и отбила. Меч силурийки возвратным движением устремился к ее шее, но амазонка снова отбилась. Движения британки были невероятно быстры и наполнены свирепой энергией. Блестящий меч рассек воздух, метя в голову предводительнице. Сорина едва не распласталась по земле, рука с клинком рванулась вперед.
Зрители ахнули. Кровь Эйрианвен брызнула, окрасив песок. Силурийка отшатнулась, зажимая рану на животе.
Сорина, охваченная боевой яростью, взревела и устремилась в атаку. Она действовала мечом, как дубиной, понимала, что соперница теряет кровь, силы ее с каждым мгновением убывают.
Эйрианвен пришлось припасть на колено. Она еле сумела отбить удар, который мог бы раскроить ей череп. Два меча на какой-то миг сцепились. Амазонка налегла в полную силу, стремясь вдавить Эйрианвен в землю.
Лисандра закричала, не помня себя, и ей показалось, будто подруга услышала ее крик. Во всяком случае, Эйрианвен взметнулась с колен и отбросила противницу. При этом ее меч чиркнул Сорину поперек груди. Порез оказался не слишком глубоким, но кровоточил очень обильно. Кожа амазонки, и без того мокрая от пота, багрово залоснилась.
Толпа зрителей буквально зашлась от восторга, наблюдая, как две противницы, обе раненные, обе в крови, заново сошлись грудь на грудь. Лица воительниц напоминали бледные маски непреклонного мужества.
Поединок развивался в стремительном темпе. Ни та ни другая не желала уступать, невзирая на раны. Между выпадами они уже не пытались отскакивать на безопасное расстояние, полагаясь не на увертки, а на свое искусство.
Клинок Сорины вновь достиг цели, на сей раз резанув по выпуклой окружности левой груди противницы. Зрители испустили что-то похожее на шипение. По торсу Эйрианвен пролегла кровавая полоса. Силурийка вскрикнула от боли. Сорина же тотчас повторила удар. На сей раз британка отразила его, вписалась в движение, крутанулась и эфесом шарахнула амазонку в лицо.