Гладиатрикс
Шрифт:
— Тут ты права, — нехотя согласился Бальб, сам ощущая, что алчность понемногу начинает брать над ним верх.
В утешение он сказал себе, что каждый добывает пропитание, как уж умеет.
— Только не воображай, будто я что-то пообещал тебе, — добавил он поспешно. — Я еще посмотрю, насколько хороши будут условия. Если они окажутся достаточно выгодными, тогда — ладно, будет вам поединок. Это по справедливости?
— Вполне. Бальб, я благодарю тебя.
На этом амазонка поднялась и повернулась, чтобы уйти.
— Сорина! — окликнул Бальб, когда она уже протянула руку к двери. — Ну а мне-то на кого из вас ставить?
— В живых останусь я, ланиста, — не оборачиваясь, ответила дакийка. — Эйрианвен молода и сильна, ей не занимать быстроты. Но она никогда не будет предводительницей общины.
Сорина вышла прежде, чем Бальб успел задать еще один вопрос. Дверь хлопнула у нее за спиной.
Луций тяжело опустился обратно в кресло, стал так и этак прикидывать открывавшиеся перспективы и очень быстро пришел к выводу, что эта дикарка была права. Поединок, о котором она говорила, в самом деле мог принести ему состояние. Стареющей львице предстояло схватиться с молодой и задорной воительницей. Сила юности против мудрого опыта… Все приметы классического противостояния. Грех на них не сыграть.
— Никос! — громко закричал он, призывая писца.
В комнату тотчас вбежал тощий грек. Вид у него был несколько взъерошенный.
— Хозяин?..
— Пошли гонца к Септиму Фалько. Скажи, что я зову его к себе, причем как можно скорее.
— Да, хозяин!
Грек с поклоном исчез, оставив Бальба мысленно пересчитывать еще не заработанные деньги.
Проснувшись рано поутру, Лисандра хотела первым долгом идти разыскивать Эйрианвен, однако соотечественницы не проявили никакой чуткости к ее нуждам и буквально засыпали вопросами о вечере с правителем. По счастью, они быстро поняли, что не дождутся от нее искрометных подробностей, на которые рассчитывали. На этом их интерес угас, и женщины от нее отстали. При этом Лисандра не могла не вспомнить о Пенелопе, и эти воспоминания заставили ее грустно улыбнуться. Рыбачка всех больше была бы разочарована, так и не услышав от нее смачного: «А потом он меня… а я его… и тогда мы…»
— Не слишком надеюсь, что вы поймете, — с ноткой презрения завершила она свой рассказ. — Мы говорили о тактике, об искусстве войны. Все вы неплохие воительницы, но такие вещи, как стратегия и тактика, боюсь, вам не по уму.
Эти слова почему-то вызвали насмешливое хихиканье женщин. Лисандра решила, что таким образом они прятали свое смущение. Она ведь чистую правду сказала. Положа руку на сердце они не могли этого не признать.
Ладно, так или иначе, но эллинки поняли, что от души посплетничать не удастся, и оставили ее в покое. Лисандра покинула жилой закуток и пошла по коридорам, довольно пустынным по причине раннего утра. Бойцы еще отсыпались после излишеств, которым предавались вчера вечером. Спартанка по-прежнему не понимала, что за удовольствие было до бесчувствия напиваться после выигранного поединка, но успела усвоить, что для всех остальных это было делом вполне обычным.
Она знала, что Эйрианвен тоже предпочитала по утрам не залеживаться в постели. Сколько бы она ни выпила накануне, — а влезало в нее удивительно много! — на рассвете ее всегда можно было найти в банях. Лисандра направилась в это заведение, устроенное при амфитеатре. Сердце у нее так и подпрыгнуло, когда она в самом деле увидела Эйрианвен. Прекрасная силурийка сидела на краю бассейна, болтая ногами в воде.
Девушка незаметно подобралась сзади, села за спиной подруги, обхватила коленями бедра и сомкнула руки на животе. Эйрианвен чуть вздрогнула, но Лисандра уже покрывала поцелуями ее шею и плечи.
— Доброе утро, — шепнула она, глубоко вдыхая аромат только что вымытых волос британки. — До чего же я по тебе соскучилась.
— Как прошла ночь?
Золотая голова откинулась на плечо Лисандры, но голос женщины прозвучал напряженно.
— Все было совсем не так, как я ожидала, — быстро ответила спартанка, стремясь скорее развеять все страхи Эйрианвен по поводу ее верности. — Оказывается, правитель — страстный болельщик. Ничто другое его не интересовало. Он пригласил меня для беседы, вот и все! Ты представляешь? Похоже, он без ума от нас.
— Жаль, что под это дело он не надумал оставить нас, силуров, в покое. Римский недоносок…
Лисандра прикусила губу. Она хотела успокоить и утешить подругу.
— Пожалуйста, не сердись на меня, Эйрианвен. Меня же никто не спрашивал, чего я хочу. Повторяю — между нами ничего такого не произошло. Мы просто сидели и разговаривали.
Наступила тишина, нарушаемая лишь падением капель влаги с потолка да отдаленным ревом пламени в печах, подогревавших воду для бассейна. Лисандра подумала, что настало самое подходящее время высказать правду.
Она плотнее притянула к себе Эйрианвен и шепнула:
— Я люблю тебя.
Та повернула голову, и Лисандру потрясло увиденное. Веки британки опухли и покраснели от слез.
Девушка принялась гладить мокрые щеки подруги.
— Что случилось? — целуя ее, шептала она. — Что с тобой? Что у тебя на душе?
— Любовь… — просто ответила та, повернулась и крепко обняла спартанку.
Так они и сидели некоторое время, наслаждаясь близостью друг друга, утешением и теплом.
— А все-таки, что случилось? — опять спросила Лисандра.
Она принимала близко к сердцу боль Эйрианвен. Ей самой хотелось разреветься, но усилием воли она отогнала слезы.
«Плакать недостойно! — с неодобрением напомнила она себе. — Хотя я только что и призналась в любви, но моих жизненных принципов это не изменило».
Эйрианвен первой отняла руки, слегка отодвинулась и заглянула ей в глаза.
— Я тоже люблю тебя, Лисандра, — проговорила она, отчего сердце спартанки так и взмыло. — Только эта любовь приносит мне немалую боль.
— Каким образом? Почему?
Слова Эйрианвен вихрем закружили Лисандру, но она вновь сделала усилие и взяла себя в руки. Сейчас, как никогда, требовалась холодная ясность ума.
— Сорина… — сглотнула Эйрианвен. — Она ненавидит тебя! Ей поперек души то, что нас тянет друг к дружке. Она… — В глазах британки снова задрожали слезы. — Она вышвырнула меня из общины.
По мнению Лисандры, это было скорее благо. Она даже допускала, что Эйрианвен наконец поймет и оценит, как это здорово — быть цивилизованной женщиной, если сумеет вырваться из-под влияния свирепой старой суки. Одного жаль — подруга слишком болезненно переживала разрыв с прошлым.