Гламорама
Шрифт:
Пара, сидевшая рядом со мной за столом в «Queen's Grill», была мне совершенно незнакома и даже отдаленно не напоминала Стивена и Лорри. Мужчина, злобно уставившийся на меня, был намного старше Стивена, а смущенная женщина, уткнувшаяся взглядом в тарелку, была не такая интересная, как Лорри, и намного хуже одета.
Марина же отвернулась в сторону, так что ее лица вообще было не разобрать.
Непринужденно улыбаюсь на фотографии я один, и это удивительно, поскольку единственное, что мне кажется знакомым на этом снимке, —
Оригинал и заказанные мной три копии разбросаны на столе, за которым я сижу и курю сигареты одну за другой, а в каюте так холодно, что у меня зуб на зуб не попадает, хотя на мне — два свитера J Crew под просторным пальто от Versace, и последствия утреннего похмелья все еще дают о себе знать. Я смутно помню, что «Королева Елизавета» прибывает в Саутгемптон вроде бы завтра.
— Итак, вы не едете в Париж? — спрашивает меня Палакон. — В конце концов, вы все же решились ехать в Лондон?
Долгая пауза, следующая с моей стороны, вынуждает Палакона крикнуть в трубку:
— Алло? Вы меня слышите?
— Да, — говорю я убитым голосом. — Как ты это… вычислил?
— Я почувствовал перемену в вашем настроении, — говорит Палакон.
— Как же тебе это удалось?
— Ну, скажем, я уже выяснил, что эти ваши порывы обычно недолго длятся, — говорит он мне. — Скажем так, я неустанно думаю о вас и о том, что вам предстоит сделать. — И, после некоторой паузы: — К тому же я вижу все происходящее под несколько другим углом.
— Я — любовник, а не воин, Палакон, — вздыхаю я в ответ.
— Мы обнаружили Джейми Филдс, — говорит Палакон.
Я тут же оживляюсь:
— Так моя работа закончилась, верно?
— Нет, — отвечает Палакон. — Только облегчилась.
— Интересно, чем ты занимаешься в настоящий момент, Палакон? — спрашиваю я. — Сидишь, и какой-нибудь лакей делает тебе педикюр, пока ты лопаешь мятные конфетки из огромной коробки? По крайней мере мне представляется именно что-нибудь в этом роде.
— Джейми Филдс в Лондоне, — говорит Палакон. — Вы можете найти ее послезавтра на съемочной площадке фильма, в котором она играет. Всю необходимую информацию вы получите в отеле. Водитель встретит вас…
— Водитель лимузина? — перебиваю его я.
Пауза, а затем Палакон вежливо уточняет:
— Да, мистер Вард, водитель лимузина…
— Спасибо.
— …встретит вас в Саутгемптоне и отвезет в Лондон, где я проконтактирую с вами.
Пока Палакон бубнит, я перекладываю на столе все четыре фотографии, то так, то этак, а затем, так и не загасив предыдущую сигарету, закуриваю новую.
— Вы все поняли, мистер Вард?
— Да, я все понял, мистер Палакон, — отвечаю я в тон ему.
Пауза.
— Вы очень раздражительны, мистер Вард.
— Нет, просто я пытаюсь кое-что выяснить.
— Это на самом деле так, или вы просто позерствуете?
— Послушай, Палакон, мне пора идти…
— Куда, мистер Вард?
— Я записался на курсы по изготовлению садовых гномов, и через десять минут начинается первое занятие.
— Я поговорю с вами по прибытии в Лондон, мистер Вард.
— Я уже пометил это в своем еженедельнике.
— Рад это слышать, мистер Вард.
1
Я нахожу оператора Феликса в баре с роялем, склонившимся над целой батареей бокалов, наполовину заполненных бренди; он занят тем, что уныло рассматривает собственное отражение в зеркале, висящем над полкой с бутылками, и курит сигареты «Голуаз» одну за другой. Пианист — который, как я замечаю к своему ужасу, все тот же инструктор по аэробике с кошмарными зубами — играет очень грустную версию «Все, что угодно». Я сажусь на табурет рядом с Феликсом и швыряю фотографии на стойку прямо перед ним. Феликс даже не вздрагивает. На лице у него — многодневная щетина.
— Феликс, — говорю я, пытаясь держать себя в руках, — посмотри на эти фотографии.
— Не хочу я смотреть на фотографии, — говорит уныло Феликс со своим акцентом неизвестного происхождения.
— Феликс, прошу тебя, это важно, — говорю я. — По-моему.
— Вовсе я не собираюсь смотреть ни на какие фотографии, Виктор.
— Мать твою так, да посмотри же ты на эту гребаную фотографию, Феликс, — рявкаю я в панике.
Феликс поворачивается ко мне, говорит: «Ну не ворчи!» — и устало смотрит на снимок.
— Ну и что тут такого? Какие-то люди едят икру с недовольными мордами. — Он пожимает плечами: — Бывает.
— Феликс, но я не ел икру с этими людьми, — говорю я. — И тем не менее эта фотография су-су-существует.
Я уже начал заикаться.
— Ну и что ты этим хочешь сказать? — вздыхает Феликс. — Боже мой, как я от всего устал.
— Здесь все неправильно, — ору я, уже ничего не соображая. — Это не та пара, с которой я ужинал вчера. Эти люди — не Уоллисы. Ты понимаешь, Феликс? Я-не-зна-ю-э-тих-лю-дей.
— Но это же фотография, Виктор, — говорит Феликс. — И на ней есть ты.
— Да, это я, — говорю я. — Но кто эти люди, Феликс? — Чтобы он меня лучше понял, я тыкаю пальцем в фотографию. — Что же это такое происходит? Что за чертовщина?
— Молодость, молодость! — вздыхает он.
— При чем здесь молодость, Феликс? При чем?— спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. — На этой чертовой посудине нет ни одного человека моложе шестидесяти.
Феликс делает бармену знак налить еще один бокал.