Гламур
Шрифт:
Прикрыв трубку рукой, я сказала:
— Извини, Найалл. Это пришли к Дженни со второго этажа.
— Не лги, Сьюзен. Я знаю, что это Грей.
— Скажи лучше толком, где ты там, во Франции. Как до тебя добраться, если я поеду.
— Ладно, слушай: доберешься до Марселя, это несложно, оттуда ходит автобус в Ниццу. Он отправляется от Hotel de Ville [14] и идет по горной дороге через Сен-Рафаэль. Когда выйдешь из автобуса, придется прогуляться пешком. Иди по направлению к аббатству — там есть указатели. Пройдешь по дороге примерно с милю и увидишь на склоне
14
Городской отель (фр.)
Не позволив ему закончить, я спросила:
— Зачем ты все это выдумываешь?
— Так когда ты отправляешься? Прямо завтра с утра?
— С меня довольно. Я ухожу.
— Погоди!
— Ухожу, и немедленно. До свидания, Найалл!
Не дожидаясь ответа, я повесила трубку. Меня все еще била дрожь. Сомнений нет, все разговоры про Францию — чистое вранье. Так что же он затевает?
Я была слишком расстроена, чтобы сразу идти к тебе. Прислонившись к входной двери, я несколько минут стояла неподвижно, собираясь с мыслями. Внезапно что-то мелькнуло снаружи, прямо перед дверью — какое-то смутное движение за матовым стеклом. Я в ужасе отшатнулась. Наверное, это была всего лишь птица, или просто кто-то прошел по улице. Я стала думать о тебе. Ты ждал в комнате, всего в нескольких шагах от меня. Я хотела только одного — быть с тобой, но Найалл неизменно вставал между нами. Ему известны все наши планы! Тут я вдруг вспомнила и содрогнулась от ужаса: Найалл ведь способен погружаться в невидимость так глубоко, что даже мне его не разглядеть. Значит, он мог находиться рядом все это время, каждую секунду, что мы провели вместе!
Но это же чистое безумие — думать, что он способен на такую гнусность. Пока же, стоя в прихожей и набираясь храбрости, чтобы войти и посмотреть тебе в глаза, я не в первый раз задавала себе вопрос, не является ли сама невидимость особой формой безумия. Найалл однажды заявил, что невидимость — это просто недостаток веры в себя, своего рода несостоятельность личности. Гламы действительно во многом напоминают сумасшедших: параноики по своей сути, страдающие фобиями и неврозами, паразиты и хищники одновременно, тщеславные и трагичные, сексуально озабоченные и эмоционально заторможенные. Их восприятие реального мира безнадежно искажено, что есть классический признак умопомешательства. Если все это верно, то мое собственное желание жить как все нормальные люди есть не что иное, как попытка обрести здравый рассудок, веру в себя и укрепить собственную личность.
В таком случае стремление Найалла держаться возле меня — не есть ли это отчаянная попытка несчастного, потерявшего рассудок и запертого в клетку, вцепиться в здорового и любой ценой вырваться на волю? Когтистые пальцы, царапающие сквозь решетку…
Если я хочу освободиться, мне следует навсегда отвергнуть все это безумие. Не просто излечиться, но полностью пересмотреть свое отношение к миру невидимых. Пока Найалл способен внушить, что преследует меня, его хватка по-прежнему будет крепкой и я не смогу от него отделаться. Единственный путь обрести свободу — перестать верить в его могущество.
Ты стоял у окна в моей комнате и листал один из журналов, лежавших на рабочем столе.
— Прошу прощения, — сказала я. — Позвонил один друг.
— Какая-то вы сегодня бледная. Что-то не так?
— Нет, просто пора выбраться на воздух. Мы ведь идем гулять в парк?
И мы пошли в парк. Я собрала сумку, и ты повез меня в Хэмпстед-Хит.
В тот вечер мы отправились к тебе и впервые занялись любовью. Только у тебя дома я наконец почувствовала себя в безопасности. Мне казалось, что Найалл никак не должен знать, где мы, а если и знает, то не сможет войти в квартиру, а если даже и сумеет, то не сейчас. Так что я позволила себе забыть обо всем и полностью расслабиться. Пока мы были в постели, над Лондоном разразилась летняя гроза. Мы лежали с открытыми окнами среди адского грохота и сверкания молний. Гром прокатывался прямо по крыше, ливень смывал уличный мусор из-под машин. Я свернулась в клубок подле тебя, обнаженная, прислушиваясь к звукам непогоды и наслаждаясь ощущением восторга и недозволенности.
11
Ты оделся и выскочил из дому купить что-нибудь поесть. Когда ты вернулся, я накинула твой халат, мы уселись бок о бок в постели и принялись с наслаждением жевать сочные шиш-кебабы. Я была счастлива, как никогда.
Потом зазвонил телефон. На меня словно кто-то вылил ушат холодной воды. Я окаменела. Я с ужасом смотрела, как ты выходишь из комнаты, прислушивалась к твоим шагам по коридору, угадывала, как ты открываешь дверь, входишь в соседнюю комнату, приближаешься к столу, поднимаешь трубку. Ненадолго все стихло. Затем ты заговорил:
— Хорошо, Майк. Нет, я понимаю. С этим полный порядок. Я знаю, что будет нелегко. Правильно. Увидимся!
Все мое напряжение как рукой сняло. Я снова кляла себя за то, что позволяю Найаллу манипулировать моими чувствами, даже когда его нет рядом. Ты вернулся в спальню с бутылкой вина и двумя бокалами, задернул шторы и включил свет. Я старалась сделать вид, что по-прежнему чувствую себя чудесно, как всего несколько минут назад, до звонка.
— Это по поводу моих планов на следующую неделю, — сказал ты. — Я должен был ехать в Турцию, но поездка отменяется. Ты в порядке, Сью?
— Все прекрасно. И что же теперь, вместо этой поездки?
— Придумаю что-нибудь. Можно позвонить кое-кому из знакомых, узнать, нет ли других предложений. Или, например, устроить небольшой отпуск. Последнее время у меня было много работы. — Говоря это, ты открыл бутылку и наполнил бокалы. — А что у тебя? Много сейчас заказов?
— Почти ничего. Все заказчики в отъезде.
— Послушай, есть одна идея, которую я давным-давно вынашиваю. Хочу попробовать снять документальный фильм, что-то вроде исследования. Затея вполне может провалиться, поэтому я до сих пор откладывал, все ждал подходящего случая, рассчитывал совместить это дело с отпуском, сделать из него предлог для приятного путешествия. Вот думаю: не согласишься ли ты поехать со мной?
— В путешествие? — спросила я. — Когда?
— В самое ближайшее время, если, конечно, ты не занята.
— И куда именно?
— Все определяется идеей фильма. Я не говорил о своей коллекции открыток?
— Нет.
— Сейчас покажу.
Ты вышел из спальни и отправился в соседнюю комнату, которую называл кабинетом. Через минуту ты вернулся, держа в руках старую коробку из-под обуви.
— На самом деле я никогда всерьез не коллекционировал открытки, просто как-то случайно купил всю эту кучу разом. Было это года два назад, и с тех пор мало что добавилось. Почти все они довоенные, некоторые выпущены до Первой мировой войны и даже в прошлом веке.