Главное управление
Шрифт:
– В аэропорту – его шестерки! Он в Таможенном комитете заправляет! Важный чин, один из первачей…
– Я помогу тебе, Лена… – произнес я с чувством, сознавая, не без удивления, трепыхнувшийся во мне азарт устремленного искоренять зло правоохранителя.
Вот те на! Бытие и в самом деле определяет сознание. Кажется, я становлюсь милиционером…
– Ну, и как там твой муженек от второго брака? – переменил я тему.
– Попал тут в историю, чудом выкрутился, – поведала Лена. – Связался с какими-то охламонами, организовали дело: начали ставить камеры и лжеприемники карт под экраны банкоматов. Коды кредиток считывать… Сначала все резво шло, потом их вычислили. Полиция, наручники, но как-то он сумел откреститься. Видимо, оперской опыт, не иначе… А в полиции его поздравили с бракосочетанием: интересная, дескать, у вас семейка, с историей – закачаешься… На меня, конечно, намек мусорской… Но теперь Юра при деле. Общественно-полезном. Открыл лавочку, торгует авиабилетами. Представь, процесс идет. Вот… – И она показала мне ухоженный розовый пальчик, на котором сияло кольцо с внушительным бриллиантом. – Подарок к свадьбе, заботится мальчик…
Проводив Лену из аэропорта в отель, я вернулся на службу. И едва вошел в кабинет, затрезвонил внутренний телефон.
Из трубки, как перекипевшая кофейная жижа, поперла обильная начальственная матерщина Сливкина:
– Где тебя носит, тра-та-та!..
Не отрываясь от трубки, я лениво выпростался из пальто.
– Килограмм кокаина скоро возьмем, вот где, – сказал твердо. – Выявил лично, через иностранную агентуру, транснациональное преступное сообщество.
– О! – осеклась трубка. – Молодец… Всегда в тебя верил. – И укоротив тон, Сливкин произнес уже ласково, примирительно: – Зайди, дружок, у нас проблемы. Неохватного свойства.
В приемной толклась куча народа в ожидании милости начальственного рандеву, как на скучном рауте. Кто-то лениво обсуждал текущие дела по углам, кто-то заигрывал с секретаршей, а какой-то гражданский, затесавшийся по рекомендации свыше то ли с жалобой, то ли с деловым предложением, склонив голову искривленно, тупо рассматривал столь модный нынче в начальственных приемных аквариум с живописным рыбно-суповым набором.
Я без стеснений, не оглядываясь на присутствующих, нажал на латунную ручку, проходя в кабинет и чувствуя на спине завистливые взоры низших по рангу.
О, волшебное чувство избранности и почитания. Избранности среди убогих и почитания среди челяди.
Среди прочих в приемной толкался и глава фонда Абрикосов, чудесным образом отодвинувший своим жирным бедром новую кандидатуру на пост распорядителя наших внебюджетных средств и оставшийся, видимо, не без серьезной поддержки, на плаву в волнах своего порочного бизнеса.
Сливкин бодро поднялся мне навстречу. Осведомился, улыбнувшись широко, до мочек ушей:
– Народу в предбаннике много?
– У-у!
– Значит, дела идут! Ну, вот что… – Приобняв меня за плечи, повел в святая святых – комнату отдыха, где стояли кушетка, сервировочный стол в окружении пухлых кожаных кресел и телевизор.
Краем глаза я заметил пластиковую мусорную урну в углу со смятыми салфетками и поникшим на них презервативом.
Следом вспомнилась миловидная секретарша шефа.
Словно прочитав мои мысли, Сливкин торопливо усадил меня в кресло, спиною к урне, а затем, преодолев тучность свою в художественно-гимнастическом па, накрыл ее томом какого-то уголовного дела, до сего момента лежавшего на столике.
– Нагромождение несоответствий, – горестно начал он, озираясь по сторонам, словно отыскивая взором еще какую-либо сомнительную деталь обстановки. – Эти наши кредиторы из «Днепра» проявляют печалящую меня взволнованность. Очень активные долбоискатели. То есть у нас – утечка! – Он трагически всплеснул короткими тучными ручонками. – Показания твоего бомбодела плавно перетекли в русло врага. Я насчет номера машины их службы безопасности и вообще легенды по существу… Возникли сомнения по ее сути. Крепнет элемент возмущения. Идут поиски истины. Из диверсанта могут извлечь наши пагубные инициативы… Он где, кстати?
– В камере.
– Еще не повесился?
Пауза. Подчеркивающая двусмысленность вопроса и заодно определяющая его однозначность.
А вот таких глубин грехопадения я в Сливкине обнаружить не ожидал… Ну и сволочь!
– Я понял задачу…
– В общем, напряги наш воровской отдел, свяжись с личными мозговыми извилинами…
– У нас все отделы воровские, – сказал я, не утерпев в себе издевку. И тут же поправился: – В хорошем смысле этого прилагательного слова. – И не давая реакции начальника развиться в нежелательном патриотически-ведомственном направлении, продолжил: – Мы говорим о частностях. А глобальный вопрос таков: война с «Днепром» наплодит врагов. И при удобном случае они нам ответят. «Днепр» надо мирить с мэрией, пока они не помирились сами против нас.
Сливкин задумался. Глубоко, натужно. Аж глаза выкатил в пространство, как при потуге запора.
– И что предлагаешь? – молвил осторожно, через тугую свою хитрожопость.
– Предлагаю поручить эту комбинацию мне. А несчастный случай с подрывником только оголит наши позиции. Устранение симптомов не устраняет болезнь. Наоборот – усугубляет.
– А где же тогда крайний в центре? – прозорливо вопросил Сливкин.
– Главное, чтобы им не были вы, – сказал я. – Остальное – моя забота. А ваша – обозначить источник давления.
– Копает Рыжов, из министерства… Интенсивно. Как помесь крота с таджиком.
– Мотив работоспособности?
Тут я понял, что, невольно заразившись изысками лексики Сливкина, вскоре могу перещеголять в них шефа.
– Он долетел до середины «Днепра». Самой, так сказать, золотой речной середины.
– Вот и понятно. Разрешите идти?
– Ты справишься?
Сливкин спрашивал не зря, и не напрасное опасение крылось в его интонации: Рыжов был всего лишь начальником отдела, но к нему благоволил министр в силу едва ли не дружеских отношений, и даже всемогущий Иосифович не стал бы вмешиваться в интересы этого парня, заправлявшего отборной опричниной от экономики, прямо обеспечивающей нужды ментовских верхов.
Я знать не знал, с чем мне придется справляться, но понимал иное: орудием в устранении проблемы все равно выбран я, да и нет тут иных кандидатов, а потому, как ни юли в тупике, вход и выход один…
– Приложу все усердие. Включая его резервы.
– А с меня – именное оружие, – откликнулся Сливкин и полез в карман, будто наградной пистолет находился именно там и сейчас он был готов мне его со значением продемонстрировать.
Из кармана, однако, он извлек носовой платок, просморкался вдумчиво и выдавил наконец тяжело, с простудным надрывом: