Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему
Шрифт:
«Полиция не должна вмешиваться в конфликт между германским населением и спустившимися на парашютах англо-американскими летчиками-террористами.
Около тела одного из сбитых английских летчиков были найдены нарукавная повязка с надписью «немецкие военно-вооруженные силы» и кокарда. Эту нарукавную повязку носил только личный состав действующих войск; она дает право доступа каждому лицу, имеющему ее, на все важнейшие военные и стратегические пункты в различных зонах действий. Вражеские агенты, сброшенные с самолетов, вероятно, будут применять этот новый вид маскировки…
6) В течение последних месяцев отдельные случаи показали, что германское население арестовывает вражеских летчиков, однако до передачи их полиции или вооруженным силам оно слишком мягко обращается с ними. Строгие меры, принятые по отношению к этим гражданам со стороны государственной полиции, удержат их от ареста вражеских летчиков, ибо подобные случаи не следует смешивать с преступными действиями по оказанию содействия скрывающимся вражеским летчикам. Рейхсфюрер СС приказал применять следующие меры в отношении тех граждан, которые обращаются с вражескими летчиками подобным образом либо умышленно, либо проявляя ненужную жалость к ним:
1. В особенно серьезных случаях нарушения этого приказа направлять таких лиц в концлагеря; помещать в местных газетах объявления.
2. В менее серьезных случаях следует применять превентивное заключение в управлениях государственной полиции длительностью не менее 14 дней. Следует также использовать таких лиц для расчистки районов, подвергшихся бомбардировке.
Если же таких разрушенных районов нет на той территории, которая находится под юрисдикцией управления гестапо, то следует применять кратковременное превентивное заключение в одном из ближайших управлений гестапо.
Рейхсфюрер СС установил контакт с рейхслейтером Борманом относительно данного вопроса и указал, что задача партийных официальных лиц заключается в том, чтобы инструктировать население о неуместном проявлении сдержанности по отношению к вражеским летчикам».
Я приказываю начальникам и инспекторам полиции безопасности и СД в письменной форме информировать подчиненные им управления и секции 5 и 6 о вышеизложенном приказе». Подписано: «Доктор Кальтенбруннер. Верно: Розен…»
Отрицаете ли вы тот факт, что вы имеете какое-то отношение к изданию этого приказа, и то, что вы подписали его?
Кальтенбруннер: Я никогда не получал этого приказа. Я ссылаюсь здесь на свои вчерашние показания относительно системы подчинения отдела IV-A, который является составителем этого письма, как это видно из пометки наверху; в этих вопросах отдел подчинялся непосредственно Гиммлеру.
Эймен: Таким образом, вы отрицаете, что эта подпись ваша, и утверждаете, что вы ничего не знаете о данном документе, на котором имеется ваша подпись.
Это правильно?
Кальтенбруннер: Господин обвинитель…
Эймен: Подсудимый, ответьте, пожалуйста, на этот вопрос. Вы что же – отрицаете, что этот документ исходил от вас, так же как вы отрицали все другие документы, которые были вам представлены сегодня. Это правильно?
Кальтенбруннер: Я заявил вчера и здесь и моему защитнику, что я не получал этих документов. Я должен был бы знать это. Конечно, я частично виноват в том, что не обращал внимания, не даются ли от моего имени такие приказы. Я вчера совершенно не отрицал эту свою вину. Но какова была моя точка зрения по этому вопросу, явствует из показаний Келлера.
Председатель: Я не понимаю, либо вы говорите, что это не ваша подпись на документе, либо, что подписали этот документ, не глядя на содержание? Что именно вы утверждаете?
Кальтенбруннер: Господа! Я никогда не получал этого документа, этого приказа. Я не мог подписать его, так как это противоречило бы моим убеждениям.
А каковы были мои убеждения, видно из показаний свидетеля Келлера.
Председатель: Я не спрашиваю о ваших внутренних убеждениях, я спрашиваю только о том, подписывали вы этот документ или нет? Кальтенбруннер: Нет…
Смирнов: Подсудимый, вчера полковник Эймен предъявил Суду документ, изобличающий ваше активное участие в ликвидации Варшавского гетто. Опровергая это, вы пытались утверждать, что начальники полиции в оккупированных областях подчинялись рейхсфюреру СС Гиммлеру и к вам отношения не имели. Вы подтверждаете это заявление?
Кальтенбруннер: Да, но оно нуждается в дополнении, ибо я вчера уже сказал, что в подчинении Гиммлера находился начальник СС и полиции генералгубернаторства и что последнему подчинялись начальники СС и полиции областей.
Начальнику СС и полиции генерал-губернаторства были подчинены начальники полиции охраны порядка, полиции безопасности и войск СС; начальникам СС и полиции областей – командиры соответствующих частей полиции по области.
Смирнов: Может быть, вы скажете, кому подчинялись полицейские чиновники?
Может быть, вы помните и второе заявление, где говорили, что вы были против крайних мер Крюгера в отношении польских евреев и старались удержать его от этого?
Кальтенбруннер: Я заявил, что я выступал за устранение Крюгера от занимаемой им должности в генерал-губернаторстве.
Смирнов: Я прошу передать подсудимому дневник Франка. Пусть он обратит внимание сначала на страницу 13, где выступает Крюгер, а потом на страницу 15. Я оглашу три абзаца из этого места на странице 15. Читайте и следите, правильно ли это переведено:
«Нет сомнения, – говорит Крюгер, – что устранение евреев повлияло на успокоение…»
Кальтенбруннер: Это место мне не передано. У меня в руках страница 13 документа.
Смирнов: Я снова начну: «Нет сомнения, что устранение евреев повлияло на успокоение. Полиции пришлось выполнить самую трудную и неприятную задачу, но она выполняла ее по приказу фюрера ради защиты интересов Европы. Мы вынуждены устранить евреев также из военной промышленности».