Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро

Зотов Алексей Владимирович

* * *

Но и здесь он не скучал. Неуемная энергия заставляла его рассылать записки своим друзьям о том, что он находится в Париже. Не забыл он отправить весточку и генералу Моро с просьбой способствовать его скорейшему освобождению.

Естественно, что эти записки не нашли своих адресатов. Все они были перехвачены и оказались на столе министра юстиции и главного государственного обвинителя (верховного судьи) господина Ренье.

Эти события происходили в ноябре 1802 года. В мае следующего года Моро принимал у себя очередного эмиссара Пишегрю. Это был некий генерал Лажоле. Изобличенный генералом Моро как сообщник Пишегрю, Лажоле был оправдан

судом военного трибунала на следующий день после неудавшегося переворота 18 фрюктидора против Директории. Лажоле был человеком небольшого роста. Косой взгляд (генерал страдал врожденным косоглазием) придавал некоторую загадочность его некрасивому лицу. Он знал об интимной связи своей жены с генералом Пишегрю, которая имела место несколько лет тому назад. Тем не менее выдавал себя за самого преданного друга последнего. Лажоле вручил Моро открытое письмо Пишегрю, в котором тот просил владельца поместья Гробуа оказать своему посланцу благоприятный прием.

Прочитав письмо, Моро спросил:

— Что вы хотите от меня?

— Я хотел бы просить вас, мой генерал, чтобы вы порекомендовали правительству принять мое прошение о восстановлении на службе.

Ознакомившись с прошением, Моро дал свою письменную рекомендацию. Лажоле поблагодарил, и они заговорили, естественно, о Пишегрю. Моро сказал Лажоле то же, что он сказал Давиду, а именно, что настаивает на осуждении поступка Пишегрю, но что он с удовольствием узнал, что тот хочет вернуться во Францию. Раскрыл ли он своему гостю все, что думал о первом консуле? Возможно. Но этого можно было и не делать, так как Лажоле об этом знал. В Париже не было офицера, который, как и Лажоле, был не у дел и который об этом не знал.

Несколько месяцев спустя Лажоле вновь посетил генерала Моро и сообщил, что собирается в Англию. Он признался, что остался в Париже совсем без денег, и попросил у Моро в долг некоторую сумму. Последний, угадав, что это может быть ловушка, отказал.

— Хотите что-либо передать Пишегрю на словах? — спросил Лажоле уходя.

— Да, передайте ему, что я буду рад снова видеть его в Париже.

* * *

В течение осени и зимы 1803 года внимание всей Европы было приковано к Булонскому лагерю. Именно здесь должна была состояться грандиозная по своим масштабам операция — французская армия Океанского побережья готовилась к завоеванию Англии. А что говорят в Париже? Здесь в восторге от грандиозных планов захвата туманного Альбиона и ничего не знают о готовящемся заговоре.

* * *

Однако начало 1804 года ознаменовалось не менее важными по своим возможным последствиям событиями, происходившими внутри Франции — в самом ее сердце — Париже. Эти события, как мы вскоре сможем убедиться, приведут к крупному политическому процессу, связанному с Моро и еще сорока шестью обвиняемыми.

По прибытии в Лондон Лажоле с головой ушел в конфиденциальные встречи и беседы. Он уверял, что Моро недоволен правительством и готов помочь любому, кто попытается его свергнуть.

Пишегрю он говорил:

— Моро ждет вас в Париже.

— Для встречи?

— Да!

Все это происходило в декабре 1803 года. Вот уже более пяти лет Пишегрю угрожала опасность, так как он, рискуя жизнью, избежал каторжной тюрьмы Синнамори и украдкой пробрался в Лондон. Прибыв в этот город, он предложил свои услуги Англии, которая тут же их приняла. Но не английскому народу посвятил свою деятельность бесстрашный генерал Пишегрю. Он стал служить Англии только ради восстановления трона Бурбонов.

* * *

Его настоящими хозяевами были братья Людовика XVI, в частности, младший из них — граф д'Артуа, находившийся в то время в Шотландии.

От них он, под вымышленным именем капитана Фриденка, получал ежегодные субсидии в двенадцать тысяч франков. Пишегрю был готов на все ради реставрации трона Бурбонов во Франции.

— Итак, — спросил Пишегрю Лажоле, — ты считаешь, что мы можем рассчитывать на Моро?

— Определенно да, он ненавидит Бонапарта, — ответил Лажоле.

— Что ж, значит, пришло время пересечь Ламанш.

— Я для этого и приехал за вами.

— И присоединиться к Кадудалю?
– Да!

* * *

Уже несколько лет Пишегрю проживал в Англии в ожидании удобного случая для осуществления своих планов. Моро находился в Париже, но не посещал вечера и другие мероприятия, устраиваемые первым консулом. Враждебность обоих генералов по отношению к Бонапарту, особенно открыто демонстрируемая со стороны Пишегрю и маскируемая Моро, ни для кого не была секретом. Но так как дела у первого консула шли прекрасно, то он скорее испытывал пренебрежение, чем страх перед этими двумя генералами. В армии имя Моро значило больше, чем имя Пишегрю. Известный шуан Жорж Кадудаль и роялист Пишегрю планировали свергнуть консульское правительство, но понимали, что осуществление их замыслов невозможно без участия генерала Моро.

К несчастью последнего, они выбрали неподходящий момент. Однако, будучи посвященными в некоторые планы британского кабинета, они знали, что подписанный 25 марта 1802 года Амьенский мирный договор на деле означал лишь перемирие, и поэтому пытались получить максимальную выгоду из этого обстоятельства, которое впоследствии могло обеспечить достижение общей цели.

Природная беспечность Моро, леность и, возможно, тонкий ум толкали его к тому, что он, как истинный Водолей, позволял людям и событиям развиваться по предначертанному сверху сценарию; он считал, что выжидание в политике не менее полезно, чем в войне. Кроме того, Моро был настоящим республиканцем. И если нерешительность и останавливала его, то лишь для того, чтобы открыто продемонстрировать всем, что он никогда не примет участия в восстановлении трона Бурбонов.

Вышесказанное может рассматриваться всего лишь как прелюдия к более важному заговору, который предварял великое историческое событие, отметившее конец Консулата и установление империи. «Заговор XII года» известен также под названием «заговор Жоржа Кадудаля, Пишегрю и Моро», результатом которого стало несмываемое пятно на карьере и судьбе Наполеона — расстрел герцога Энгиенского.

* * *

В ночь на 8 января 1804 года Пишегрю, Лажоле и еще несколько роялистских заговорщиков поднялись на борт куттера (одномачтового судна) под командованием капитана Райта в Диле, неподалеку от Дувра в Англии. Вечером 16 января в густом тумане они ступили на обрывистый берег Бивиля в Нормандии. Это был знакомый берег Франции.

На следующий день, двигаясь вдоль кромки леса Де, они достигли фермы Потери, расположенной в коммуне Сен-Пьеран-Валь. Здесь их ожидал человек, прибывший из Парижа. Он был среднего роста, сажень в плечах, с мощной шеей. Однако тонкие черты его лица говорили о благородстве. Этого человека звали Жорж Кадудаль. Он спросил:

— Братья короля с вами?

— Нет, — ответили ему.

Кадудаль не смог удержаться от гнева и досады. На самом деле он рассчитывал, что граф д'Артуа и его сын прибудут вместе с Пишегрю, чтобы поднять восстание роялистов по всей Франции, в то время как он со своими шуанами одним махом схватит Бонапарта живым или мертвым… но лучше живым.