Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро
Шрифт:
Помимо армии Бонапарта на данном театре действовали еще две — армия Журдана (затем сменившего его Гоша) и армия Моро. Директория считала скоординированные действия всех трех армий — залогом успеха кампании. Однако Рейнская армия Моро находилась в сложном положении. Мы уже упоминали, что в середине апреля Моро ездил в Париж, чтобы получить от казначейства 40 000 экю, необходимых для оборудования понтонного парка. Кроме того, ему нужны были средства на покупку лошадей для артиллерийского парка, так как он уже вынужден был применять волов и мулов как тягловую силу; армии давно не выплачивалось денежное довольствие, даже территориальными мандатами, не хватало овса лошадям и продовольствия солдатам.
Поняв, что денег от Директории не добьешься, несмотря на понимание со стороны военного министра, Моро в срочном порядке был вынужден приступить к реквизиции леса, скоб, гвоздей и других материалов, необходимых для постройки деревянных понтонов, что в итоге обеспечило успех переправы.
Бонапарт, желая присвоить всю славу этой кампании, не подчинился главной установке Директории по координации взаимодействия трех армий республики, дислоцированных на германском фронте. Впрочем, он перестал это делать еще со времен своей первой
В противовес такому авантюрному поведению Бонапарта, Гош и Моро наивно исполняли свой долг генералов республики. Так, Гош, сконцентрировав свои войска у Нойвида (севернее Кобленца), форсировал водную преграду всеми имевшимися у него силами и разбил армию барона фон Края сначала у Нойвида, а затем 18 апреля 1797 года у Альтенкирхена и готовился к окружению австрийской армии. Моро, обманув графа де Грюна, направленного к нему Байе-Латуром с целью продления перемирия, убедил австрийцев, что собирается переправляться через Рейн в Мангейме, а на самом деле 20 апреля, прервав перемирие, форсировал реку севернее Келя, правда, на два дня позже Гоша из-за небрежности понтонеров, которые, заблудившись, спокойно спали, не успев навести мост. Моро в три часа ночи лично бросился в воду, увлекая своим примером остальных. Три часа спустя 10 батальонов уже были на правом берегу Рейна, переправив с собой на лодках 9 легких орудий под ураганным огнем австрийской артиллерии. В этом бою был ранен пулей в бедро генерал Дезе. В ночь на 21-е мост наконец был закончен.
22 апреля Вандамм захватил Оффенбург, и крепость Кель вновь стала французской.
Эти бои оказались тяжелыми для французов, которые потеряли 3000 человек. Однако они взяли в плен 3000 австрийцев, захватив 20 пушек, несколько знамен и много фургонов обоза, в одном из которых, а именно в багаже генерала Клинглина, как мы вскоре узнаем, находилась зашифрованная переписка французских шпионов, находившихся на службе Австрии и герцога Конде. Речь шла о некой мадемуазель Зед, под именем которой срывался не кто иной, как сам генерал Пишегрю.
Наступление продолжалось. Генерал Лекурб, находясь под командованием Гувьона Сен-Сира, удерживал Байе-Латура под Мангеймом и атаковал далее на Рейн с целью дать генеральное сражение, чтобы закрепить достигнутые успехи генерала Моро. Однако в ночь на 22 апреля прибыл австрийский парламентер, чтобы сообщить о подписании 17 апреля Леобенского мирного договора. Гош узнал эту новость несколько раньше Моро от курьера, отправленного Бертье. Двум славным армиям республики ничего не оставалось, как вновь перейти Рейн, форсированный с таким трудом и с такими жертвами. Этот поступок выглядел как насмешка главнокомандующего Итальянской армии, который в это время уже заигрывал во дворце Момбелло с князьями небольших германских государств. Он публично обедал с ними, уподобляясь «королю-солнцу» — Людовику XIV, в то время как его супруга устраивала приемы, словно при Старом порядке.
Вот как описывает эту короткую кампанию республиканских армий американский историк В. Слоон: «20 апреля 1797 г. Моро начинает новое наступление, но перемирие, подписанное Бонапартом в Леобене, останавливает его порыв. Дело в том, что в день подписания Леобенского договора генерал Гош, не зная о перемирии, нанес на Рейне жестокое поражение австрийцам. Моро был не в состоянии тронуться с места из-за того, что Директория отказалась ассигновать ему сравнительно ничтожную сумму, о которой он ходатайствовал. Гош, армию которого также хотели парализовать безденежьем, под конец не вытерпел. Ему хотелось во что бы то ни стало загладить прошлогоднюю неудачу Журдана, а потому он двинул свои войска на неприятеля, хотя они и не были подготовлены к такому наступлению. Переправившись через Рейн в Нойвиде, он быстро теснил перед собой австрийцев, ослабленных тем, что лучшие их полки выступили уже на соединение с эрцгерцогом Карлом. Под Гедерсдорфом произошло сражение, в котором австрийцы были разбиты с потерей 6000 пленных. Остаток их армии был практически окружен войсками Гоша, когда курьер из Леобена, прибывший с известием о заключении перемирия, заставил французов прекратить дальнейшее наступление. Подобное же разочарование испытал в Шварцвальде Дезе, который, переправившись с армией Моро ниже Страсбурга, тоже теснил перед собой австрийцев. Однако эти блестящие успехи французских полководцев были одержаны слишком поздно. Они не оказали никакого влияния на условия подписания мирного договора, а понесенные при этом потери оказались напрасными».
Летом 1797 г. под напором французского оружия пала Венеция. При капитуляции города был взят в плен эмигрант граф д'Антрег, игравший весьма важную роль в роялистском движении. По распоряжению Наполеона с ним обращались с таким тактом и уважением, что под конец он документально подтвердил подозревавшееся, но не доказанное до тех пор намерение Пишегрю изменить республике еще два года тому назад. Претендент на французский престол, король Людовик XVIII из замка Бланкенбург, где он проживал в изгнании, тайно реорганизовал роялистскую партию во Франции, которая называлась партией Клиши, так как ее штаб-квартира находилась в клубе, заседавшем в этом предместье Парижа. Ему удалось переманить на свою сторону генерала Пишегрю и разработать сложный, хитросплетенный заговор, рассчитанный на то, что в нужный момент, когда Директория, доведенная до крайнего раздражения, решится прибегнуть к силе против враждебного ей большинства в законодательных собраниях, Пишегрю, являвшийся председателем Совета пятисот, предстанет перед войсками в своем генеральском мундире завоевателя Голландии, примет на себя главное командование и заставит высказаться против Директории армию, являвшуюся единственным ее оплотом. Парижские роялисты вели себя довольно неосторожно и так откровенничали, что до сведения правительства дошли многие подробности искусно составленного заговора. Несмотря на эти предупреждения, положение Директории оставалось опасным. Радикальные члены этого правительственного органа считали необходимым, для спасения самих себя и республиканской конституции, как можно скорее назначить способного и преданного генерала главнокомандующим внутренней армией, т.е. комендантом Парижа. Они последовательно обращались к Моро, Гошу и, наконец, к Бонапарту.
«Моро не обнаружил особенной преданности к радикальной республике, — писал В. Слоон. — Рейнская армия, состоявшая под его начальством, давно уже не получала причитавшегося ей жалования. Солдаты бедствовали и, подобно своему вождю, были раздражены вынужденным бездействием. Моро относился к Директории до того холодно и до такой степени не сочувствовал правительственной ее системе, что, хотя имел в руках положительные доказательства перехода Пишегрю на сторону роялистов, тем не менее не донес об этой измене и предпочел воздержаться от всякого вмешательства». Блестящий полководец Гош согласился помочь Директории и охотно принял на себя выполнение разработанного Баррасом плана о сосредоточении в Париже войска под предлогом одновременной реорганизации обеих армий, Северной и Внутренней, причем должно было измениться прежнее расквартирование дивизий. Для более удобного выполнения проекта было признано необходимым назначить генерала Гоша военным министром. Оказалось, однако, что ему еще не было тридцати лет, и по конституции он не имел права занимать министерский пост. Директории не оставалось иного выбора, как обратиться к Бонапарту или к одному из генералов его армии. Директория понимала как нельзя лучше, что чрезмерное возвышение Бонапарта угрожало ей самой. Тем не менее в сложившихся условиях у нее не было иного выбора, как заручиться поддержкой завоевателя Италии и просить его прислать в Париж надежного генерала, за которого он сам мог бы поручиться. Бонапарт заранее уже предвидел, что к нему обратятся с такой просьбой, и фактически уже продемонстрировал свою готовность оказать поддержку Директории. Он отправил в Париж депеши с обещанием выслать в распоряжение правительства еще три миллиона франков, заставил сильнейшую из действующих французских армий сделать блестящую демонстрацию в пользу Директории и командировал в столицу честолюбивого, пылкого и бесстрашного генерала Ожеро, без того уже просившегося туда в отпуск по семейным обстоятельствам. Ему было поручено передать Директории восторженный адрес от Итальянской армии, являвшийся финалом чествования национального празднества 14 июля. Прибыв в Париж, Ожеро без стеснения хвастался, что его прислали в столицу, чтобы передушить роялистов. Он сразу же был назначен главнокомандующим внутренней армией. Чуть ранее Баррасу через Бернадота были переданы бумаги с показаниями, снятыми с графа д'Антрега и скрепленные его подписью. Таким образом, Директория оказалась во всеоружии и подготовилась к предстоящему перевороту. Не принимая это в расчет, роялистское большинство в законодательных советах непродуманным образом действий умышленно вызывала кризис. Недовольное сосредоточением в предместьях Парижа значительного количества войск, прибывших из Самбро-Маасской армии, народное представительство назначило командиром своей охраны пламенного роялиста, закрыло конституционные клубы, организованные в качестве противовеса клубу в Клиши, и на заседании 3 сентября 1797 г. с восторгом приняло предложение генерала Вильо произвести на следующий день восстание и низвергнуть Директорию. Тогда Ожеро ввел ночью в Париж двадцать тысяч солдат, занял военными постами все улицы, а также помещения законодательных собраний и таким образом закончил недолговечную первую попытку конституционного управления во Франции. На следующее утро (18 фрюктидора V года), 4 сентября 1797 г. Директория оказалась полновластной хозяйкой Парижа и всей Франции.
Карно, ничего не знавший об интриге между Баррасом и Гошем, переписывался с Бонапартом, приводя в письмах такие доводы, как если бы его адресат был и в самом деле добросовестным, искренним патриотом. Внезапно пробудившись от наивной иллюзии и убедившись в полной ошибочности своих предположений о том, что другие члены правительства — такие же искренние слуги отчизны, как и он сам, Карно заметил уже слишком поздно приготовления к государственному перевороту и едва успел спастись бегством. Другой оппозиционный член Директории, Бартелеми, был арестован и заключен в тюрьму. Вместо Карно и Бартелеми новыми директорами стали радикалы — Мерлен и Невшато. Президент Совета старейшин, роялист Барбе-Марбуа, с одиннадцатью членами этого совета, а также генерал Пишегрю с сорока двумя членами Совета пятисот и 148 другими лицами, в основном публицистами, подверглись проскрипции. Все они, за исключением немногих, успевших бежать, были сосланы в смертоносные болота Кайенны (Французская Гвиана), где томилась уже целая колония ссыльных священников. Восстановления гильотины не последовало, но тем не менее 18 фрюктидора дало Франции революционное правительство, опиравшееся лишь на военную силу, хотя и прикрывавшееся маской конституционных порядков. Фрюктидорцы утверждали, что они строго придерживаются конституции, и выставляли себя перед Францией сторонниками законности. Факты оказываются, однако, убедительнее слов. На самом деле фрюктидорцы группировались вокруг Директории, которая дважды уже обращалась за помощью к армии, являвшейся почти ее единственной опорой. Свобода печати была отменена, и военное положение провозглашено везде, где только исполнительная власть признавала это нужным. Генерал Ожеро, ласкавший себя надеждой стать членом Директории, был назначен вместо Моро главнокомандующим армией, которой не предстояло в ближайшем будущем участвовать в военных действиях. Преждевременная смерть Гоша лишила почти тогда же Францию единственного генерала, который мог своей гениальностью поспорить с Бонапартом, и вместе с тем избавила Наполеона от опасного политического соперника.
Но вернемся к нашему герою. Ведь он тоже пострадал от переворота, а его имя, хотя и косвенно, но было связано с Пишегрю, а, следовательно, и с неудавшимся coup d'etat.
В этой связи второе подозрение в измене Моро историки относят к весне 1797 г., когда ему удалось перехватить секретные документы одного австрийского генерала. 23 апреля в Оффенбурге, накануне подписания соглашения о прекращении огня, генерал Ферино, командир одной из частей армии Моро, захватывает обоз и багаж Клинглина. Многочисленные бумаги, содержащиеся в сундуках этого английского генерала, находящегося на австрийской службе, Моро отправляет в Страсбург — к Дезе, где последний лечился от раны, полученной в недавней кампании.