Глаз бури
Шрифт:
Мириамель смачивала лицо Артпреаса, монах тем временем исследовал окровавленные проломы в его доспехах. Ресницы рыцаря затрепетали.
– Он сейчас очнется, - сказала принцесса, резко вздохнув.
– Кадрах, мне кажется, он будет жить.
– Недолго, леди, - тихо сказал маленький человек.
– У него в животе рана шириной с мою руку. Позвольте мне сказать ему последние слова, и он умрет спокойно.
Граф застонал, и струйка крови потекла из уголка его рта. Мириамель заботливо вытерла ее. Артпреас медленно открыл глаза.
– И гундейн слуит, ма конналбен… - пробормотал он на эрнистирийском. Потом рыцарь слабо кашлянул, и кровь
– Ты хороший… парень. Они… взяли Оленя?
– Что это значит?
– шепнула принцесса. Кадрах показал на разорванное знамя, лежащее на траве у руки графа.
– Вы спасли его, граф Артпреас, - сказала она, склонившись к нему.
– Оно в безопасности. Что случилось?
– Вороны Скали… они были повсюду.
– Долгий кашель, и глаза рыцаря открылись шире.
– Ах, мои храбрые друзья… убиты, все убиты… порублены, как, как… - Из груди Артпреаса вырвалось полное боли сухое рыдание. Взор его устремился в небо, как бы следя за медленным движением облаков.
– А где король?
– спросил он наконец.
– Где наш храбрый старый король? Эти гойрахи северяне, да сгноит их Бриниох, окружили его. Бриниох на ферт уб… уй строцини…
– Король?
– прошептала Мириамель.
– Он, должно быть, говорит о Луте.
Взгляд графа внезапно остановился на Кадрахе, и глаза его блеснули, словно какая-то радость зажгла их.
– Падреик?
– спросил он и положил дрожащую окровавленную руку на запястье монаха. Кадрах вздрогнул и хотел отодвинуться, но глаза его, казалось, источали странное сияние.
– Это ты, Падреик-фейр? Ты… вернулся…
Потом рыцарь резко вытянулся и мучительно закашлялся. Изо рта его хлынул фонтан крови. Секундой позже глаза его закатились под темные веки.
– Мертв, - сказал Кадрах, и жесткие нотки звучали в его голосе.
– Да спасет его Узирис, да успокоит Господь его душу.
– Он начертал знак древа над окровавленной грудью Артпреаса и встал.
– Он назвал вас Падреик, - сказала Мириамель, отсутствующим взглядом глядя на покрасневшую тряпку.
– Он перепутал меня с кем-то, - ответил монах.
– Умирающий человек искал старого друга. Пойдемте. У нас нет лопат, чтобы вырыть могилу, но давайте, по крайней мере, наберем камней" чтобы закрыть его. Он был… мне говорили, что он хороший человек.
Кадрах повернулся и пошел прочь. Принцесса бережно стянула железную перчатку с руки Артпреаса и завернула ее в разорванное зеленое знамя.
– Пожалуйста, придите и окажите мне помощь, моя леди, - позвал Кадрах.
– Мы не можем себе позволить терять здесь много времени.
– Я иду, - ответила она, укладывая сверток в свою седельную сумку.
– Столько времени мы можем потратить.
Саймон и его спутники медленно двигались по краю озера, вдоль полуострова высоких деревьев и мерцающею снега. Слева от них сверкало замерзшее зеркало Дроршульвена, справа виднелись белые плечи верхнего Вальдхельма. Песни ветра заглушали любую беседу, если она была чуть тише громкого крика. Саймон смотрел на широкую темную спину Хейстена, трясущуюся перед ним, и думал, что они похожи на острова в холодном море: видят друг друга, но не могут сократить разделяющее их расстояние. Саймон почувствовал, как путаются его мысли, убаюканные мерным шагом лошади.
Странным образом недавно покинутый им
Остальные тоже казались погруженными в раздумья. Если не считать насвистывания Гримрика - тоненькой мелодии, изредка различимой в вое ветра, но казавшейся постоянной, - путь над Дроршульвеном проходил в глубоком молчании.
Несколько раз за легким занавесом снежных хлопьев он различал Кантаку - волчица останавливалась и наклоняла голову, словно прислушиваясь. Когда центральная часть озера осталась позади к юго-западу от них и они наконец разбили лагерь, Саймон спросил об этом у Бинабика.
– Она что-то чует, Бинабик? Перед нами кто-то есть?
Тролль покачал головой, протягивая к огню свои замерзшие руки.
– Может быть, даже в такую погоду Кантака чует что-то в ветре, навстречу которому мы идем, но скорее она слушает что-то сзади или сбоку.
Некоторое время Саймон раздумывал над этим. Вряд ли кто-нибудь преследовал их от вымершего Гульнира, в котором не было даже птиц.
– Кто-то идет за нами?
– спросил он.
– С сомнительностью. Кто? И зачем?
Тем не менее Слудиг, замыкавший колонну, тоже заметил видимое беспокойство волчицы. Он еще не чувствовал себя свободно в общении с Бинабиком и тем более не хотел доверять Кантаке - устраивался на ночлег на другом конце лагеря, подальше от тролля и его коня - но не сомневался в остроте чувств серого волка. Пока остальные жевали черствый хлеб и сушеную оленину, он затачивал ручные топоры на большом точильном камне.
– Между Диммерскогом - лесом на севере от нас - и Дроршульвеном, - нахмурившись, сказал северянин, - всегда была дикая страна, даже когда в Элвритсхолле правили Изгримнур или его отец, а зима знала свое место. Кто знает, что разгуливает в эти дни по Белой пустыне и Тролльфельсу?
– Топор ритмично скользил по камню.
– Во-первых, тролли, - сардонически ответил Бинабик.
– Но я могу заверять вас, что очень скудным может быть страх перед народом троллей, которые спускаются вниз, чтобы убивать и грабить.
Слудиг кисло улыбнулся, продолжая точить свой топор.
– Этот риммер дело говорит, - сказал Хейстен, недовольно поглядев на Бинабика, - я и сам-то боюсь, только вовсе не троллей.
– Мы далеко от твоей страны, Бинабик?
– спросил Саймон.
– От Йиканука?
– Большая близость произойдет, когда мы будем достигать гор, но место, где я родился, местополагается, как я предполагаю, восточнее, чем то, куда мы направляемся.
– Ты предполагаешь?
– У нас еще нет великой очевидности знать, куда мы идем. Дерево Рифмоплета - дерево рифм? Я знаю, что гора Урмсхейм, куда с предположительностью направлялся Колмунд, местополагается где-то между Риммергардом и Йикануком, но это очень большая гора.
– Тролль пожал плечами.
– Дерево на ней? Перед ней? Вообще в другом месте? Сейчас я не имею такого знания.