Глаз ведьмы
Шрифт:
Иван Андреевич грустно улыбнулся — ну вот, теперь сам туда же, — но вдруг насторожился, услышав щелчок замка входной двери и шаркающие шаги в прихожей. Без предварительного звонка по телефону и открыв дверь своим ключом сюда мог за явиться лишь один человек. Так и есть, пожаловал долгожданный: вон как приволакивает больную ногу и сердито стучит клюкой по паркету.
Жуков закурил новую сигарету, решив сделать вид, что он ничего не слышит и не видит. В последнее время нежданный гость становился все более невыносимым со своими жесткими требованиями и менторским тоном. Но умен, как бес, хитрей лисы и дальновиден — в этом ему не откажешь.
Наверное, всему виной давняя автокатастрофа, после которой он остался калекой и вынужден был уйти со службы — не распорядись судьба подобным образом, кто знает, как высоко мог взобраться по административной лестнице этот сухопарый желчный человек? Не имея привычки сидеть без дела и обладая широкими связями, он направил свою энергию в иное русло, ринувшись в тайный, тесно связанный с криминалом мир, где обрел немалый авторитет, однако наверняка продолжал страдать по официальному признанию заслуг: по шитым золотом звездам на погонах, лампасам, побрякушкам на груди и щелчкам адъютантских каблуков. В этом заключалась жизнь его поколения, так их воспитали и с этим они сойдут в могилу.
Гость, постукивая массивной тростью и припадая на больную ноту, вошел в комнату и молча сел в кресло. Жуков вежливо улыбнулся:
— Николай Семенович? Здравствуйте! Я и не слышал, как вы вошли. Выпьете что-нибудь?
— Не ври, — буркнул колченогий. — Теперь меня только глухой не почует… А выпить? В этой берлоге чай с лимоном есть?
Решив не обострять отношения, Иван Андреевич сделал вид, что не заметил обидного выпада.
— Сейчас организуем. «Пиквик» подойдет?
Когда Жуков вернулся из кухни с подносом, сервированным для чая, гость все так же сидел в кресле, вперив в экран телевизора немигающий взгляд.
— Она ведьма! — вдруг выкрикнул он, и Жуков от неожиданности чуть не выронил поднос, подумав: не рехнулся ли часом драгоценный Николай Семенович? Впрочем, такого, как он, и нарочно с ума не свести. — Ведьма! — костлявый палец колченогого с желтыми пятнами табака показал на Полину. — Их глаз там, глаз ведьмы! Но я его выколю!
— Конечно, конечно, — немедленно согласился Иван Андреевич, разливая в чашки ароматный чай. — Это не составит особого труда. Даже при наличии охраны. Пейте чай, вот варенье и восточные сладости.
— Не составит труда, говоришь? — Николай Семенович оторвался от экрана и обернулся к Жукову. — Сегодня тоже без труда получили эти огрызки? — Он пренебрежительно ткнул палкой в сторону телевизора и брезгливо поджал тонкие губы. — Троих отдал, о машине и технике я уже молчу. А что взамен? Запечатленный поцелуй в щечку и слова, что Рогозин обо всем уже договорился?
— Все решил, — поправил Иван Андреевич.
— Не в том суть, — поморщился колченогий, прихлебывая из чашки чай. — Ну, допустим, договорился. С кем, о чем? Ты знаешь? Опять Николай Семенович должен суетиться и все вынюхивать, поднимать людей, гнать за информацией? Ты сегодня Сирмайса взбудоражил! Теперь они весь квартал обнюхают, и с электроникой ты туда даже не сунешься, а хуже всего то, что начнется война! Иного выхода теперь просто нет, а мы должны атаковать первыми, чтобы не дать им перестроиться. Сирмайс рассчитывал все сделать тихой сапой, ан не вышло, но Леонид извернется и обрушится на нас. Или ты надеешься, что он не подозревает, кто ему нагадил в карман?
— Ну почему? — вяло возразил Жуков.
Ругаться и спорить совершенно не хотелось, да и толку мало доказывать, что ты не верблюд: гость давно уверовал в собственную непогрешимость. Есть ли смысл метать бисер? У него в ответ на все доводы найдется язвительное замечание и готовый рецепт, как нужно поступать. Вот только где он был раньше со своими рецептами? Хорошо махать кулаками после драки и, состроив пренебрежительную мину, разбирать чужие ошибки.
— Вот-вот, — калека отставил чашку и закурил. — Знает он, кто ему противостоит, и воздаст каждому. Натура у него такая… Да выключи ты эти поцелуйчики и скрипы, с души воротат!
Иван Андреевич послушно выключил телевизор и магнитофон. В комнате сразу же стало тихо и сумрачно. Жуков хотел отдернуть шторы, но гость жестом остановил его:
— Не надо… Не обижайся, но с ведьмой пора поторапливаться. И думай, Иван, думай! Чтобы все по-умному. Ты меня понимаешь? А я зайду с другой стороны и попробуем оставить его без взяток.
— А Сирмайс тем временем все сожрет и купит, — хмыкнул Жуков.
Николай Семенович покосился на него и бледно улыбнулся.
— Знаешь, в оные времена, когда Грузия входила в состав СССР, один богатый чудак там вставил своей лошади золотые зубы. Шик, ни у кого нет старой кобылы с золотыми зубами! А у него есть! И что же та думаешь? Вставили, зато у лошаденки голова к земле опустилась от такой тяжести! И головы кляча больше не поднимала М-да… Так вот, если Ленька Сирмайс думает, что он мне, как той кобыле, вставит золотые зубы и тем заставит склонить голову, то он глубоко заблуждается! Меня никто не заставит склонить головы! А ты думай, все должно быть красиво и… необратимо! Все равно, война уже началась.
Он отпил чай, пристроил больную ногу на палке и блаженно закурил, наблюдая, как сизые полосы табачного дыма проплывают сквозь пробивающиеся через щели в шторах лучи заходящего солнца.
Иван Андреевич не мешал гостю предаваться размышлениям: пусть грезит, а потом отваливает восвояси. Что делать, и без него ясно, а играть на нервах умеют все: чтобы научиться, для этого не нужно заканчивать консерваторию! Жаль, нельзя прямо предложить колченогому выметаться вон — потом локти будешь кусать, поскольку с шефами так не разговаривают. Ладно, не привыкать терпеть.
— Кстати, — словно внезапно вспомнив, усмехнулся Николай Семенович. — Тут болтается этот говнюк, Лева Зайденберг, которого давно пора отправить — но уже не за границу, а на тот свет. Смотри, поймает его твой знакомец Серов, и как только заставит стучать прямой кишкой по стулу в МУРе, Левка всех сдаст!
— Он практически ничего не знает, — отмахнулся Жуков.
— Ну-ну, потешь себя надеждами, иногда помогает успокоиться, зато потом задергаешься, как паяц на веревках.
— Не задергаюсь!
Иван Андреевич сказал это, а сам подумал, что если самого колченогого заставят стучать кишкой по стулу, то он первый сдаст тех, за чьи головы ему сохранят его собственную. И не отнимут деньги. Значит, он сдаст и Жукова или прикажет немедленно ликвидировать его.
Думать действительно надо, и хорошенько думать о многом: в тех играх, в которые они играют, кроме огромных денег самым ценным призом является жизнь, причем не просто жизнь, а жизнь спокойная и обеспеченная. Вот только жаль, у Николая Семеновича пока старшие козыри на руках, а у Ивана Андреевича все больше мелкота.