Глаза ребёнка
Шрифт:
Наконец он отыскал его и внимательно осмотрел. Химчистка, решил он, тут не поможет. Хотя костюм вполне еще можно было носить.
Паже снял его с плечиков и сунул в пакет. Только выйдя на улицу и подойдя к мусорному баку, он догадался, что здесь полиция может найти костюм.
Паже прошел в библиотеку и задумчиво посмотрел на камин. Нет, решил он, может вернуться Карло.
Он поспешно поднялся в свою комнату.
Наугад вытащил из шкафа еще три костюма, снова повесил серый на плечики и вместе с остальными тремя бросил на
С этим дело обстояло проще. Паже был равнодушен к обуви: три пары туфель — больше у него не было — стояли внизу между непромокаемыми башмаками и спортивными тапочками.
Какие же из них?
Черные, простые — вспомнил он. Туфли были почти новые; он купил их, когда Терри заявила, что даже ей меньше лет, чем тому, что он носит на ногах. Он положил туфли в мешок. Ему вдруг стало грустно; мысль о том, что ему приходится воровато озираться в собственном доме, была мучительна, он остро ощутил собственное одиночество.
Выбора нет, размышлял Паже, он не мог оставить здесь этот костюм и ботинки.
Ярко светило солнце. Кристофер сел в машину и поехал к пункту благотворительной распродажи, который находился в помещении супермаркета. Но пункта приема там больше не было, зато висело объявление, из которого следовало, что сдать вещи можно в специальных благотворительных магазинчиках.
Он сидел в машине на стоянке перед супермаркетом, обдумывая свое положение. То и дело ему мерещилась сцена: Чарлз Монк внезапно наносит ему визит.
В расстроенных чувствах он подъехал к благотворительному пункту в округе Мишн. Где-то неподалеку отсюда, подумал он, в детстве жила Терри.
Приемный пункт представлял собой полутемную комнату с длинным прилавком, за которым обходительная латиноамериканка с ярким макияжем и красивыми круглыми глазами принимала пожертвования в виде различных предметов одежды и выписывала квитанции, дающие право на снижение ставки налогообложения. Паже встал в очередь, состоявшую из двух мужчин, и уставился в пол — на душе у него было неспокойно. Потом он поднял взгляд и увидел обращенную к нему улыбку приемщицы.
Паже выложил на прилавок вещи.
— Довольно приличные костюмы, — заметила женщина.
— Благодарю вас, — произнес Паже и, тушуясь, поставил зеленый мешок на прилавок. — У меня еще вот, туфли.
— Да они совсем новые, — сказала та, доставая их из мешка.
Паже кивнул.
— Они не очень удобные. Я в них все равно что на роликовых коньках.
Приемщица рассмеялась, кокетливо заглядывая ему в глаза.
— Не следовало бы так сорить деньгами.
Одна мысль не выходила у него из головы: «Что, если она запомнит и потом опознает меня?»
— Вот и моя приятельница говорит то же самое, — сказал он.
Женщина снова посмеялась, но вслед за этим занялась квитанцией, стопка которых лежала перед ней на прилавке.
— Может быть, не стоит… — неуверенно пробормотал Паже.
Она взглянула на него с некоторым
— Ну что вы? Мне совсем не трудно выписать. А вам поможет с налогами. Ведь все это, верно, потянет на тысячу долларов, а то и больше — даже поношенное.
Разговор явно затягивался.
— Хорошо, — сказал Паже, — благодарю вас.
Та выписала квитанцию и спросила:
— Ваше имя?
— Паже.
Он увидел, как она аккуратно вывела «Падже», но не стал поправлять ее. Получая квитанцию, он заметил, как она машинально смахнула вторую копию в ящик.
Еще раз поблагодарив ее, Паже поспешно ретировался. Обернувшись, он увидел, что женщина улыбается ему вслед, и помахал ей рукой. Пройдя несколько шагов по улице, он еще раз оглянулся, скомкал квитанцию и бросил в урну.
По дороге домой ему хотелось только одного — чтобы та женщина в приемном пункте поскорее забыла его. Это вполне вероятно, ведь она занятой человек, уговаривал он себя; если только она не увидит его еще раз. Вслед за этим его охватил внезапный и суеверный страх: он допустил чудовищную оплошность, поправить которую был уже не в силах.
Прибыв домой, Паже был даже немного удивлен, обнаружив, что в библиотеке сидит Карло, а вовсе не инспектор Монк.
Это было для него до некоторой степени неожиданностью, потому что в последнее время Карло не часто появлялся там. Паже понял, что сын ждал его.
— Где ты пропадал? — в голосе Карло слышались тревожные нотки.
— Подрабатывал курьером, — ответил Паже, избегая смотреть Карло в глаза. Затем, уже серьезно, добавил: — Я должен попросить у тебя прощение за сегодняшнее.
Карло отвернулся.
— Я боялся, что скажу не то.
— Я же всегда учил тебя — говори людям правду. — Паже улыбнулся. — Это гораздо удобнее.
— Жаль все-таки, что я не видел тебя в тот вечер, — произнес Карло, искоса глядя на отца.
«Или хотя бы слышал», — добавил за него Паже про себя.
— Не волнуйся, — успокоил он мальчика. — Все это не более чем игра в полицейских. К каждому случаю смерти при невыясненных обстоятельствах они относятся с подозрением, и любой человек, который так или иначе был связан с покойным, должен рассчитывать на их визит. — Паже помолчал. — Ужасно только, что они стали ворошить этот вздор насчет Елены. Но ты держался молодцом, честное слово. Все время.
— Ты что-то чересчур спокоен. — Карло подозрительно посмотрел на отца.
Паже был уверен — его напускная беспечность выглядит довольно правдоподобно. Но он знал своего сына и не заблуждался на его счет. Знал достаточно, чтобы понять, что его слова — это скорее вопрос, нежели констатация; он знал его более чем достаточно, чтобы расслышать в голосе сына неподдельную тревогу. Но в конечном счете ведь не каждый подросток отличается подобной восприимчивостью.
— Карло, через пару недель все уляжется. Пока же не стоит говорить с ними об этом. Вообще ни с кем.