Глаза ребёнка
Шрифт:
— Ах ты, маленькая сучка. Вся в мать. — Лицо Рамона багровеет от гнева.
— Я — это я, — говорит Терри, указывая пальцем себе в грудь. — Это я обращаюсь к тебе.
Он замахивается, чтобы ударить ее.
— Нет! — Мать обнимает ее за плечи и пытается оттащить от отца, но тот хватает Терри за руку и сжимает, как в тисках.
Терри чувствует острую боль в плече. Он заламывает ей руку за спину и толкает лицом на диван. Терри полна решимости не проронить ни звука.
— Ну что мне теперь с тобой сделать? — зловещим шепотом
Терри не уверена, к кому из них обращен этот вопрос. Потом мать обвивает его руками за шею.
— Отпусти ее, Рамон, — уговаривает она его. — Ты был прав. Мне не следовало так смотреть на него.
Все, что Терри видит, — это обращенное в мольбе к Рамону лицо матери, которая шепчет:
— Я больше не буду. Прошу, отпусти ее.
Терезе мучительно наблюдать, как отец поворачивается к Розе, как на лице матери застывает взгляд. Взгляд женщины, которая обречена жить с этим человеком. Рот матери полуоткрыт, в глазах безропотная подчиненность незавидной судьбе.
Рамон Перальта рывком отнимает свою руку, выпуская дочь.
— Иди, — приказывает ей Роза. — Ложись спать, Тереза.
Тереза встает и поворачивается к матери. У нее подкашиваются ноги, но Роза не хочет ее поддержать. Она стоит, прижавшись к мужу, и одной рукой обнимает его за талию. Терри чувствует, что сейчас ее родители вместе, а она — одна.
— Ступай, — повторяет Роза. — Прошу тебя.
Терри поворачивается и идет к лестнице. Интуитивно она догадывается, что отец согласился оставить ее в покое в обмен на Розу. У нее болит рука, а лицо заливает краска стыда. И она не может понять, за кого же ей стыдно.
Дойдя до верхней ступеньки, Терри останавливается. Она не в силах заставить себя вернуться в спальню и как вкопанная стоит на месте. Точно несет караул, пытаясь издалека защитить мать.
Снизу из гостиной до нее долетает слабый крик.
Терри ничего не может с собой поделать. Новый крик, скорее, даже глухой стон заставляет ее броситься вниз по лестнице.
На нижней ступеньке она замирает при виде двух фигур в желтоватом свете.
На отце только рубашка. Мать согнулась, уткнувшись лицом в кушетку. Платье на ней задрано, на полу валяются рваные трусики. Рамон Перальта остервенело толкает ее сзади, словно пытаясь пронзить насквозь, и Роза вскрикивает при каждом толчке.
Терри не в силах отвести взгляд. Обращенное к свету лицо матери — не более чем безжизненная маска. Лишь шевелятся ее губы, и с них слетает крик.
И тут ее замечает Роза.
Широко распахнутыми глазами она смотрит на дочь, и Терри видит во взгляде матери невыразимую боль и муку. Губы ее беззвучно приоткрываются, словно умоляя: «Уходи».
Роза замолкает, и Рамон Перальта еще сильнее наваливается на нее.
«Уходи!» — взывают глаза матери, а потом, не отводя взгляда от дочери, она издает вопль притворного наслаждения, которого ждет услышать от нее муж.
Терри поворачивается и тихо,
Харрис слушала ее с невозмутимым выражением.
— Вы когда-нибудь говорили об этом? — ровным голосом спросила она. — Я имею в виду с матерью?
Терри закрыла ладонью глаза.
— Нет.
— Ни разу?
Терри задумчиво посмотрела на нее.
— Через несколько дней мой отец умер. И мы с матерью больше никогда не говорили о нем.
8
Взмахнув ракеткой, Тереза кинулась за желтым мячом, упала и, раскинув руки, заскользила по зеленой траве газона. Паже не сразу это заметил. Он следил за полетом пущенного ею справа мяча, который, как лазерный луч, блеснул на солнце и приземлился на самой задней линии — взять его было невозможно. Обернувшись, он увидел, что Терри хохочет, растянувшись на корте.
— Если бы ты не была левшой, — произнес Паже, надувшись, точно школьник, — у тебя никогда не получился бы такой удар.
Щурясь от солнца, Терри попыталась принять обиженный вид.
— У меня могли быть ссадины, — сказала она. — Даже контузия.
Ветер раскачивал верхушки сосен, росших вокруг корта и в прилегавшем к нему зеленом парке. Паже подошел к сетке и, уперев руки в бока, смерил Терезу недоверчивым взглядом.
— Пожалуй, я воздержусь от изъявления сочувствия, — проговорил он. — Меня, похоже, пытаются ввести в заблуждение.
— Я не стала бы тебе врать, — запротестовала Терри. — По крайней мере, в том, что касается тенниса. Я играю в него едва ли не первый раз в жизни.
«Она говорит правду», — отметил про себя Паже. И это только усугубляло его положение. Тереза Перальта являлась прирожденным спортсменом и не хотела проигрывать. Его же перспективы на ниве тенниса были не столь обнадеживающими.
— Поднимайся, — решительно потребовал он.
Терри взглянула на него мельком, перекатилась на спину и, подняв колени, проверила, нет ли царапин. Затем она вскочила на ноги и снова приготовилась играть.
— Ты всегда такой великодушный, когда проигрываешь? — спросила она.
— Да нет. Просто практики маловато.
Терри, вся внимание, приготовилась принимать на задней линии. Ее лицо с тенью улыбки приняло сосредоточенное выражение. Паже подал закрытой рукой — для новичка это был непростой мяч.
Терри отреагировала мгновенно: мяч, слегка подкрученный, перелетел через сетку и опустился в каком-нибудь метре от нее. Паже бросился туда, дотянулся до мяча и свечой послал его обратно на сторону Терри. Мяч стукнулся о землю прямо перед женщиной.
Терри взмахнула ракеткой — казалось, она с интересом разглядывает ее, — дождалась, пока мяч окажется на уровне глаз, и эффектно направила его на свободное место, до которого Паже добраться было так же непросто, как оказаться сейчас в Венеции.