Глазами любопытной кошки
Шрифт:
– Американцы часто скрывают свое происхождение, но не надо бояться говорить, что ты американка, потому что сирийцы ничего против тебя не имеют.
Его слова застигли меня врасплох, и мне стало стыдно, но я все же ответила:
– Я и правда раньше жила в Колумбии.
Фади показал мне замечательные ткани из Узбекистана, в том числе разноцветный атласный шелк. Сирия была конечным пунктом древнего Шелкового пути, берущего начало в Китае, и атласный шелк ценился у торговцев с тех давних времен.
Фади пригласил меня выпить чаю. Когда мне понадобилось в туалет, он открыл дверь из двойного стекла и проводил меня. В лабиринте комнат хранилась впечатляющая коллекция ковров, светильников и гобеленов. Фади плохо говорил по-английски, но я его понимала.
– Войны ведутся из-за денег, и в них участвуют лишь политические лидеры; их мнение вовсе не совпадает с мнением отдельных людей.
На следующий день я прогулялась по старому Дамаску, разглядывая товар на крытых рынках, в дорогих магазинах тканей, на прилавках у торговцев специями и пряными травами. Здесь продавались различные виды мыла из оливкового масла и огромное количество сладостей из кураги и фисташек.
Мечеть Омейядов – главная из многочисленных исторических церквей и мечетей Дамаска. Ее красивую старинную золотую мозаику сделали знаменитые мастера в византийском стиле. Мечеть представляет собой огромный мраморный комплекс, в одной части которого находится подсвеченная неоново-зеленым светом могила Саладина.
В старом городе я прошла мимо двух хаммамов(турецких бань). На одном висела табличка: «Этому хаммаму 800 лет». «А США всего двести тридцать лет!» – вдруг пришло мне в голову.
В бане, куда отправилась я, дверь была завешена ковром. Внутри оказались парная и каменные фонтанчики, из которых посетители брали воду при помощи металлической чаши. Клиентки ложились на пол, и банщицы соскребали омертвевшую кожу слоями, используя грубые рукавицы. После этого другая банщица делала короткий масляный массаж. На выходе из хаммамаженщины ужинали и пригласили меня к столу.
Когда уже после полуночи я отправилась в гостиницу, у меня возникло странное ощущение, что за мной кто-то следит. Когда я оказалась на улице, где была моя гостиница, подозрения подтвердились. Я обернулась и пошла навстречу преследователю, а тот убежал. Из гостиницы вышел мужчина и проводил меня. После моего рассказа о случившемся он ответил: «Я почувствовал неладное и вышел проверить». Его звали Хоссам; он был инженером родом из Ирака, а жил в Каире. Администратор гостиницы какое-то время переводил наш разговор, но и когда он ушел, мы проговорили почти два часа. Мой арабский ужасен, его английский еще хуже, но каким-то образом нам удавалось общаться. Я начала понимать, что в моих путешествиях подобное происходит все чаще, и недоумевала: как нам удалось проговорить так долго, не зная языка друг друга? С другой стороны, маленькие дети, которые едва умеют говорить, как-то общаются. Поэтому язык – всего лишь одно из многих средств.
ИОРДАНСКАЯ СВАДЬБА
Мухаммед, профессор музыки, договорился о приглашении меня на свадьбу в маленьком иорданском городке Эр-Рамта у сирийской границы. Я пришла на стоянку, где было полно такси, направлявшихся из Дамаска в Иорданию, и подождала, пока наберется достаточно пассажиров. По пути в Эр-Рамта мы остановились на обочине у мясной лавки и простояли там полчаса: ждали, пока все мужчины в машине наговорятся, покурят и купят мясо. В другой раз мы вышли, чтобы взять сигарет и продуктов. Все покупки попрятали под сиденья; на каждом пограничном пункте инспекторы получили взятки. Въезд из Сирии в Иорданию – долгий и утомительный процесс. На границе несколько полицейских и охранных постов, здесь проводятся проверки и требуют открыть сумки. Я нервничала, так как друг Мухаммеда Биляль должен был отвезти меня на свадьбу, а в моем телефоне села батарейка. Мы опоздали на час, но, к счастью, Биляль все еще ждал на границе.
Он работал агентом в шоу-бизнесе; его фольклорный ансамбль ездил с гастролями по всей Иордании. Биляль оставил меня в компании своей жены Самии и их двоих детей. Позвонил Мухаммед.
– Самия хочет, чтобы ты у них переночевала, – сообщил он.
Она попросила меня станцевать для нее, потом станцевала сама. Самия двигалась не хуже профессиональной танцовщицы.
Жена Биляля была увешана золотыми украшениями с головы до ног: по три золотых колечка в каждом ухе, не меньше десятка браслетов, золотые цепи на шее. Даже в зубах у нее оказались драгоценные камни – два бриллианта и один сапфир. Их вставил стоматолог. А я без очков не разглядела и подумала, что она носит брекеты.
Она стояла на балконе, курила одну сигарету за другой и оживленно болтала:
– Обожаю наш район! Здесь так тихо, почти нет машин.
Ее дом находился через дорогу от местного кладбища. Интерьер был забавным, в хорошем смысле этого слова: самодельный фонтан и причудливые украшения из камней. На мой взгляд, это оказался единственный хоть чем-то примечательный дом в унылом, сухом и пыльном квартале, которому так не хватало оригинальности. Как и на многих мусульманских кладбищах, надгробиями здесь служили простые куски камня, поставленные вертикально. Некоторые завалились набок. Растительность отсутствовала, повсюду была лишь голая пыльная земля. Мимо проехал фургон с открытой задней дверцей; в нем сидели четверо парней с печальными лицами, держа завернутое в одеяло тело. Самия объяснила, что они не хоронят покойников в гробах и тело не одевают, а лишь оборачивают в белую ткань. Как пришел в мир, так и уходишь.
Биляль и его очаровательная восьмилетняя дочка Нихад стали моими постоянными спутниками. Мы пошли на соседскую свадьбу, она только началась. Гости собирались на перекрестке, в центре которого стояли светофор и уменьшенная копия Эйфелевой башни. Музыка звучала так громко, что ее слышали в нескольких кварталах, однако было еще рано, и гостей собралось совсем мало. Почти все женщины надели туники с замысловатой вышивкой крестом и головные уборы, украшенные монетками и бахромой, они сидели с одной стороны улицы, а мужчины – с другой. Мы задержались ненадолго и выпили кофе с соседями. Затем Биляль повез нас на другую свадьбу, где выступал его ансамбль.
На пыльной автостоянке не меньше двадцати женщин танцевали простую вариацию дабке,встав в круг на половину площадки и взявшись за руки. Они делали простые шаги в одну сторону: перекрестный-перекрестный, простой-простой. Громко играл клавишник, кроме того, были еще мощные ударные и вокал. Меня тут же затянули в шеренгу, и мы принялись двигаться в такт на огромной открытой грязной площадке. Вскоре женщины сели, и вышли мужчины. Женщины могут танцевать с мужчинами, только если они родственники. Поскольку на свадьбу были приглашены почти все жители города, в шеренге попадались мужчины, переодетые женщинами. На них были те же туники и головные уборы с монетками, но их лица были прикрыты красно-белой тканью. Барабанщик крутился на одной ноге, танцевал и бил в свой большой барабан двумя палочками. Здоровяк в белом платье и клетчатом тюрбане веселил гостей, отплясывая вместе со всеми. Мужчины в жилетах, нанятые в качестве участников развлекательной программы, разносили горький кофе с кардамоном.
На праздниках в Иордании всегда пьют горький кофе крошечными порциями. Если гость выпивает до дна, хозяин обязан налить еще. Единственный способ отказаться от добавки – вернуть чашку, оставив на дне несколько капель. Разносчики с длинными, увитыми цветами кувшинами, укрепленными на талии, разливали тамер(напиток из фиников, на вкус похожий на микстуру от кашля). Кто-то внес большой портрет короля Абдуллы и затанцевал, держа его над головой; увидев это, разносчики тоже принялись танцевать и кружиться. Мне пришлось бывать на свадьбах во всех странах мира, но нигде так не веселились. Автостоянку украшали иорданские флаги и портреты короля Абдуллы, были натянуты гирлянды из простых электрических лампочек. Женщины сидели на своей половине, мужчины – на своей.