Глиф
Шрифт:
Переступая порог библиотеки, она не чувствовала ни капли волнения. Она шла работать. Не на работу, где надо было высидеть с девяти до шести, а — работать. Делать нужное и важное.
Коллеги (сборище старых дев, разведенок с детьми и несчастных в браке великомучениц) смотрели на нее, как… Как на прокаженную. Существо из иной реальности. Ожившую героиню дамского романа. Все это, вместе взятое.
С ужасом и восхищением.
Конечно, отчасти причиной тому был внешний вид Марины. Гардероб пришлось сменить практически полностью. Хламида превратилась в лохмотья после нападения собак и отправилась в костер, чему Марина была искренне рада. Все подростковые
Старая одежда, естественно, пришла в негодность. Но заехать домой и переодеться Марина не смогла. Она, конечно, стала сильнее — но не настолько.
Пришлось поехать на вещевой рынок и прибарахлиться. Шаман вручил ей горсть мятых, будто пожеванных банкнот, о происхождении которых лучше не задумыватья, и Марина решительно и кардинально сменила стиль (долой стразы и алые шарфы!) в пользу сдержанно-делового костюма. Юбка ниже колен, строгий жакет, белая блуза. Туфли-лодочки. Бизнес-леди.
Новоприобретенная глубокая внутренняя сила не нуждалась во внешних проявлениях. Достаточно будет осанки и презрительного взгляда.
И никаких украшений. Долой кольца, серьги, броши и прочую лабуду. Истинная красота — внутри.
Это Марина теперь знала наверняка.
Вооруженная знанием, она переступила порог библиотеки в понедельник, ровно в девять часов утра. По ходу Марина попыталась сообразить, когда же она последний раз выходила на работу. Так, сеанс у Анжелы был в среду… выходит, в четверг я отпросилась после ночной суеты с Илоной… А четверг выдался длинный… Пятницу я проспала. Субботу… субботу вовсе не помню. Неужели я спала два дня подряд? Да нет, не может быть. Хотя… Вчера было воскресенье. Ночь на воскресенье я провела с Шаманом, и это была самая главная ночь в моей жизни. А все, что было до того — неважно.
Встряхнув волосами, Марина гордо шагнула в кабинет, готовая дать отповедь и старой маразматичке директорше, и всем остальным, кто посмел бы задавать ей вопросы.
Вот только вопросов ей никто не задавал.
На нее только смотрели. С ужасом и восхищением.
А Марина смотрела в ответ. И слушала.
И чем больше она смотрела и слушала, тем сильнее становилось ее удивление.
Что-то изменилось в мире за те пару дней, на которые Марина выпала из реальности. И в мире, и в людях.
Взять само здание библиотеки. Из скучного места постылой работы оно неожиданно превратилось в мрачное, даже можно сказать — зловещее — логово темных сил, причем самым обыденным образом. Ремонт, сделанный на скорую руку после выходки Чаплыгина, как выяснилось, был некачественным, и на свежевыкрашенных стенах под тонким слоем краски начали проступать серые пятна отсыревшей штукатурки. Свиной крови покойный маэстро не пожалел, в отличие от халтурщиков, сэкономивших на грунтовке. Заляпанные полотна никто не вывез, и они так и стояли в углу, накрытые тряпкой, источая едкое зловоние.
Еще горе-ремонтники что-то нахомутали с электропроводкой (Чаплыгин повесился на крюке люстры), и теперь из всех ламп дневного света горела от силы треть, а остальные то вспыхивали, то гасли с противным жужжанием. За окном было мрачное серое утро понедельника, и в библиотеке можно было снимать фильм ужасов. Жужжанию ламп вторили заунывные стоны и жалобные подвывания труб отопления, из которых спускали воздух в туалетах. По всей библиотеке вместо привычно-суетливых студентов медленно, как зомби, бродили небритые и неопохмелившиеся пролетарии с гаечными ключами, паяльниками и ведрами с краской, откручивая, припаивая и замазывая. Канализация не работала. В читальном зале сверлили стены под розетки, и рев дрели разносился по всей библиотеке.
Так, наверное, выглядел Рим, павший под натиском варваров, решила Марина. Но когда она попыталась поговорить об этом с коллегами, то удивилась и ужаснулась еще сильнее.
Люди вели себя необычно. Директриса, «железная леди» библиотеки в самом расцвете климакса, впервые за последние двадцать лет не вышла на работу. От Оксаны Владимировны (отдел краеведения, интеллигентнейшая женщина, сорок два года, не замужем, десятки публикаций в научных журналах) в половину десятого утра несло коньяком. Танюха из отдела периодики (дура дурой, с горем пополам закончила наш филфак, вместо мозга — «Космополитен») сидит и читает Кьеркегора. Назар Григорьевич Остапчук, могучий семидесятилетний старец, аксакал, полиглот, критик, литературовед и мизантроп, травит сальные анекдоты девчонкам у ксерокса. Даша и Глаша, две подружки не-разлей-вода из книгохрана, поцапались публично, да так, что чуть волосы друг другу не повыдергивали.
Наконец, Иванка, очаровательно глупое блондинко с вечными наушниками от плеера и подергивающейся в такт музыке безмозглой головкой, Иванка, большая поклонница дискотеки восьмидесятых и книг Дарьи Донцовой, Иванка, с вечно торчащими из джинсов стрингами, Иванка, эталон глупости и отсутствия вкуса… Так вот эта Иванка заявилась на работу с большим, в ладонь размером анкхом на плоской груди.
Точно такой же амулет, только, конечно, поменьше, подарил Марине Шаман.
(В палатке жарко и душно, все клапаны прочно застегнуты, москитные сетки висят неподвижно, гудит газовая горелка, озаряя все вокруг голубоватым светом, капельки пота сбегают по обнаженному телу Марины, между лопаток, между грудей, между бедер… Шаман, тоже обнаженный, возбужденный член покачивается вверх-вниз, берет Марину за затылок, наматывает волосы на руку — помимо воли из уст Марины вырывается стон — и заставляет нагнуться… Прикосновение холодного металла обжигает. Анкх удивительно тяжел. Цепочка достаточно длинна, чтобы анкх уютно лег между грудей, рядом с мерцающим кристаллом кварца. Это твой глиф, шепчет Шаман. Это твой пропуск в Игру…)
Увидеть сакральный символ в пошлейшем исполнении, будто медальон рэпера, на Иванке — это было уже чересчур.
Покраснев, будто девочка-подросток при виде фаллоимитатора, Марина прошипела Иванке что-то колючее, резко повернулась и отправилась в книгохранилище.
Здесь тоже царил бардак. Кто-то сидел за ее столом и рылся в ее бумагах. Кто-то брал отложенные ею книги!
Да, сегодняшний день лидировал по количеству мелочей, вызывающих у Марины возмущение. Так ведь и до беды недалеко. Марина ведь уже не та, что прежде… Новая Марина такого не потерпит.