Глиф
Шрифт:
Известие о побеге Пирата парень воспринял спокойно, поведал, что пес и раньше удирал на пару дней от Аркадия Львовича, всегда возвращаясь с мордой виноватой, но довольной. После чего Рома предложил сделать ей бутерброд.
Ника отказалась, исподтишка, но тщательно разглядывая юношу. Этот интеллигентный, воспитанный, начитанный, в тепличных условиях выращенный молодой человек всего пару дней назад был похищен бандой отморозков, зубами разорвал горло одному из них, едва не погибнув, после чего фактически остался сиротой (папа в тюрьме, мама — в психушке; маму, кстати, Ромчик в субботу поехал проведать с букетом белых роз и килограммом апельсинов). При этом вел себя подросток как ни в чем не бывало, никаких следов посттравматического шока не проявлял, и даже не похоже было, чтобы он хорохорился и скрывал глубинные внутренние переживания.
Ему действительно было все ни по чем. Что в школу пойти, что бандиту глотку перегрызть — Ромчик относился ко всему одинаково спокойно и уравновешенно.
Это было странно, неправильно и необъяснимо. И вызывало у Ники уважение. Рома в шестнадцать лет вел себя сдержаннее и правильнее многих взрослых мужиков…
— А еще у нас телефон отключили, — пожаловался Ромчик, жуя бутерброд с сыром. — За неуплату, наверное. Так что инет — кирдык. Вы знаете, где надо платить?
— Я выясню, — пообещала Ника.
Выяснять пришлось у Клавдии Петровны, а платить — на почте. Теперь Ника знала, где и как оплачивать телефон и коммунальные, куда выносить мусор, где и почем покупать продукты, и даже начала присматриваться-прицениваться, где можно обновить и расширить гардеробчик в виду грядущего потепления.
Короче говоря, за две недели пребывания в родном городе (завтра начиналась третья) Ника весьма основательно и прочно обжилась и пустила корни.
Это несколько угнетало.
Для начала, это совершенно не входило в ее планы. Погостить дней пять-семь, покормить Пирата, попить чаю с дедом — и назад, арбайтен, сколько можно прохлаждаться?
Вся эта мистическая кутерьма с криминальным душком была, мягко говоря, некстати и влетала в копеечку, не столько потраченную, сколько незаработанную. (Ника уже пропустила выставку в Будапеште, просрочила заказ от «Шпигеля», не ответила на кучу интересных деловых предложений и дважды подвела студентов мастер-классов, что было ей крайне несвойственно).
От Олежки вестей не было (негодяй!), а если и были — без интернета Ника все равно ничего получить не могла, отчего чувствовала себя оторванной от жизни (вот ведь гадство!)
И вдобавок ко всему, у нее, похоже, собирались начаться месячные.
Так что настроение у Ники было преотвратнейшее. На почте ей сказали, что телефон и интернет заработают не раньше, чем завтра, а в аптеке — что прокладки закончились. Мобильник, с которого Ника попыталась проверить почту, упрямо отказывался находить сеть.
Зато стоя в очереди в другой аптеке, Ника имела удовольствие наблюдать весьма занятную сцену. Мужчина лет сорока, потрепано-совдеповского вида, с портфелем и зонтиком в руках, стоявший у витрины, какое-то время воровато оглядывался по сторонам, потом передернулся, вытащил из портфеля мелок и одним движением нарисовал вертикальную извилистую линию на фонарном столбе, после чего втянул голову в плечи и ушел так быстро, что еще чуть-чуть, и это могло бы сойти за бегство.
Буквально через две минуты парнишка на роликовых коньках притормозил у того же столба, выхватил мелок, нарисовал еще одну загогулину, симметричную первой — и сразу же укатил дальше.
Когда Ника все-таки купила, что хотела, и вышла из аптеки на улицу, возле столба стояла молодая девчонка, одетая как пэтэушница, пытающаяся выдать себя за студентку — ярко, но безвкусно. Высунув от усердия язык и поминутно сверяясь со шпаргалкой, она что-то дорисовывала к двум первым кривулькам. Закончив, пэтэушница глупо хихикнула и бросилась бежать, оставив после себя законченный шедевр на фонарном столбе:
Кадуцей был точно такой же, как над входом в аптеку, разве что чуть кривоватый.
Ника, скорее по привычке, чем из реальной надобности, сфотографировала плод коллективного творчества (объединившего совдеповского интеллигента, мальчишку-роллера и девушку-из-колледжа-кройки-и-шитья) и убрала фотоаппарат. В карте памяти ее «Кэнона» накопилось около полусотни разнообразных глифов, нарисованных подчас в самых неожиданных местах. Иногда в кадр попадались и авторы рисунков, совершенно непримечательные личности, неспособные внятно объяснить, что и зачем они изображают на стенах, столбах, деревьях и асфальте города Житомира.
Эпидемия глифов охватила Житомир с прошлой пятницы, и началась с приснопамятных билбордов «Игра началась!» Билбордов было всего десяток на весь город, но эффект они произвели колоссальный. Теперь об Игре говорили все, от бабушек у подъезда и пацанов в подворотнях, до диджеев на радио и городских властей по телевизору. Мнения, конечно, озвучивались самые разнообразные, но все сходились в одном: Игра — это модно. Слова «флешмоб» и «геокешинг» на время потеснили в лексиконе житомирян «кризис» и «инфляцию»…
Играли все. Дети вместо классиков рисовали на асфальте глифы. Шпана вместо мата корябала в подъездах глифы. Уличные художники (асы граффити) тоже переключились на глифы. Муниципальные садовники (немолодые тетеньки с тяпками и лопатами) высаживали розы и тюльпаны на клумбах в форме глифов. В ход шло все: знаки Зодиака, китайские иероглифы, алхимические и каббалистические символы, эмблемы машин, абстрактные каракули… Те, кто глифы не рисовал, занимался рассылкой инструкций. В такое-то время в таком-то месте следует нарисовать то-то и то-то… Подобный спам валил сплошным потоком через СМС, объявления в газетах, разбросанные листовки и подсунутые в почтовые ящики записки.