Глобальная культура коммуникаций

Макаревич Эдуард Федорович

Отчасти такие процессы шли и в России. В период 1990 – начала 2000-х годов масса рабочих, инженеров и техников с закрывавшихся предприятий подалась в торговлю, сферу услуг, в охранные службы бизнеса. Это тоже был массовый процесс депролетаризации. Рождался новый класс людей, которых приучали быть «свободными», «независимыми», «самостоятельными». Такая масса (по Ленину – «наименее просвещенная», по Маркузе – «настроенная консервативно», по Белинскому – «живущая предрассудками») должна была стать основой общественного согласия.

В таких случаях массовые коммуникации, массовая культура объединяют разные гетерогенные группы, «выплавляют» «среднюю массу» людей, для которых характерны определенные ценности.

Общественное мнение такой массы становится предметом завоевания и средством удержания власти. При этом политика превращается в технологию управления, в инструмент достижения компромиссов между различными социальными группами, в инструмент социального контроля, обеспечивающего массовое поведение в соответствии с конституционными нормами. В таком варианте массовое общество достигает своей высшей стадии развития. Такова была тенденция его развития и в Советском Союзе, и в странах западной цивилизации.

Так разрешается противоречие между обществом массовым и обществом гражданским, которые одно без другого сегодня существовать не могут. Подчеркнем – разрешается с помощью технологий управления, социального контроля масс.

Жизнь массового общества, управляемого определенными технологиями, становится понятной, если обратиться к концепции Й. Хейзинги об игровом характере культуры. Этот нидерландский историк определяет феномен игры так [77] :

77

Хейзинга Й. Человек играющий. 1992. С. 24.

«Мы можем назвать игру свободной деятельностью, которая осознается как „не взаправду“ и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладевать играющим, не преследуя при этом никакого прямого материального интереса, ни пользы; свободной деятельностью, которая совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени, протекает упорядоченно, по определенным правилам и вызывает к жизни общественные группировки, предпочитающие окружать себя тайной либо подчеркивающие свое отличие от прочего мира всевозможной маскировкой».

Интересно замечание Хейзинги, что игровой элемент по большей части «растворяется, ассимилируется в сакральной сфере, кристаллизуется в учености и в поэзии, в правосознании и формах политической жизни». Это очень важно, что игра допускается в сферу политики, политических технологий.

Хейзинга выделяет ряд признаков, характеризующих игру. Это обязательное присутствие желания играть (его, правда, можно и развивать современными технологиями); это понимание игры как вымысла, противостоящего реальности «обыденной» жизни; это наличие временных и пространственных рамок игры; это существование внутри игрового пространства определенного порядка. Добавим сюда и такие признаки игры, как состязательность, увлекательность, напряжение и воодушевление «игроков», нетривиальность их решений и поступков. Если все эти игровые признаки присутствуют в политической, социально-экономической жизни общества, в потреблении, в быту, то это – проявление технологий управления массовым сознанием и настроением через организацию игры.

Игра, по Хейзинге, концентрирует силы общества в одно целое. Организация и проведение политических выборов, борьба за голоса избирателей в ходе их подготовки, изобретательность в борьбе конкурирующих сторон, своеобразие форм развития социальной и экономической активности масс – разве это не феномен игры, столь присущий массовому обществу и столь захватывающий для человека массы? Одной из слабостей социально-политической системы в Советском Союзе была неразвитость игрового начала в политической жизни. Торжествовали формализм, бюрократическая зажатость – и людям становилось тоскливо от того, что им не давали «поиграть» в политику.

Западная система – игровая. Здесь даже насилие над личностью не столь заметно, потому что оно несет в себе элемент игры. И чем разнообразнее формы и приемы социальных и политических игр, тем пластичнее социальная система, тем более управляемо массовое общество, тем выше уровень восприятия внешней экспансии. В свою очередь, глобальные коммуникации, обеспечивающие политическую и культурную экспансию, тоже несут в себе значительный элемент игры. Поэтому технологии глобального контроля масс – это «играющие» технологии, во взаимодействии с массовыми коммуникациями дающие синергетический эффект. Вот почему в «национальном» массовом обществе такую весомую роль выполняют службы по связям с общественностью – «организаторы игр».

ПОТРЕБИТЕЛЬСКИЕ ЦЕННОСТИ И ГЛОБАЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ МАСС

Если масса – громадное большинство «средних» людей, независимо от того, к какому классу и слою они принадлежат, если масса – это большая часть народа, то чем она объединена? Вероятно, некими ценностями, потребностями и стремлением к определенному психологическому состоянию. Именно в этом качестве масса является оплотом устойчивости и прогресса общества. Поэтому правящая элита всегда ведет борьбу за массу, за контроль над ней – на выборах, на «политических баррикадах», в общественном производстве и в сфере потребления.

Что такое базовые ценности?

Некоторые ученые толкуют это понятие как значимость объектов окружающего мира для человека, социальной группы, слоя, класса, общества в целом. Эта значимость определяется не свойствами объектов самими по себе, а их вовлеченностью в сферу человеческой жизнедеятельности: социальных отношений, интересов, потребностей людей. Различают ценности материальные, духовные, общественно-политические, нравственные, жизненно-бытовые, народные (традиции, обряды).

Ценность как значимость – это одна из сущностных характеристик бытия. Творения природы тоже значимы для человека. Но для человека и общества особо значимы те ценности, что созданы в процессе человеческой деятельности – материальной и духовной, чаще всего творческой. Так, может, ценности – это значимость для человека, социальной группы, общества объектов окружающего мира, созданных в процессе человеческой деятельности, т. е. деятельности, порождающей и физические (материальные), и духовные объекты? К первым следует отнести машины, технологии, сооружения, ко вторым – духовные идеи, произведения литературы и искусства, общественное устройство, социально-экономические и социально-политические формы жизни людей. Причем значимость для человека тех или иных объектов окружающего мира, т. е. тех или иных ценностей, непостоянна во времени и пространстве. В одни периоды человеческой истории и в одних странах и регионах одни и те же объекты (ценности) могут иметь первоочередную значимость, в другие периоды, на других территориях – не обладать этой значимостью.

При рассмотрении понятия «ценность» нужно иметь в виду, что значимость объектов окружающего мира для человека и общества может быть положительной и отрицательной, т. е. допустимо говорить о ценностях и антиценностях. Критерием здесь становятся нравственные принципы, которые могут разделить ценности на собственно ценности и антиценности. Под нравственными принципами в данной ситуации следует понимать представления о добре и зле, свободе и угнетении, справедливости и несправедливости, ценности человеческой жизни. Так было в течение столетий. Но в эпоху постмодернизма эти принципы «расплываются», а потому все труднее находить грань между ценностями и антиценностями. Все труднее, но пока еще возможно.