Глоток дождя

Никандров Нил

— Так это вы нарвались у оврага? — изумился Блотин. — Это были не чекисты, а люди Доктора. Они подстерегали нас с Мареком. Попадемся — кишки выпустит!

— Так вот кому я обязан, — произнес Черняк. — Надежный был дружок. Если бы не рана, он ушел от чекистов...

— Брось! Приятеля не воротишь. Ты лучше бормочи про себя: я жив, я жив, я жив — десять, сто, тысячу раз, и ты поймешь, что уцелел, а это удается не всем.

— И все-таки жаль дружка.

— С претензиями обращайся к Доктору. Он умеет утешать.

Повесив тушку на жердину, тронулись в путь, Блотин указывал дорогу.

В пансионате совместными усилиями освежевали косулю, молодой увалень взялся за приготовление пищи. Блотин снял ботинки, с наслаждением задвигал пальцами ног. Черняк ощутил в себе непонятное беспокойство, причина которого была в чем-то внешнем, появившемся недавно. Это связано с Блотиным. С каким-то его жестом? Движением? Словом? Черняк восстановил по порядку события последнего часа. Что ускользает из памяти, какая деталь? Непроизвольно всплывает: Блотин стаскивает ботинок: на подошве полустертый рельеф елочкой, каблук с подковкой овальной формы. На первом ботинке... На левом же подковки нет. Так, значит, кусочек металла, который поблескивал на мощной длани Бугакова, принадлежал Блотину? Так ли?

Сидя у ведра с вареным мясом, мужчины утоляли голод. Молчание нарушил Блотин.

— Почему не ушел к американцам?

— Рано еще, вокруг заслоны. Выжидаю.

— А мы уходим завтра, — Блотин стряхнул с куска травинку. — Через Польшу.

— Мы проскочим! — запальчиво воскликнул Марек. — Езус милосердный поможет нам.

Блотин не согласился:

— А проскочить — это как повезет. Знай, попадешься — хватанут за цугундер и к стенке. На бога не надейся. — Блотин снова обратился к Черняку. — Идешь с нами?

— Пока не решил.

— Думай. Срок до утра.

Легли на куче тряпья в клетушке пансионата. Черняк вслушивался в ночные звуки. Славные здесь места: пожить бы на отдаленном кордоне, побродить с ружьишком. Вместо этого приходится ломать голову... Блотин не должен уйти. Для проникновения в банду Блотиным теперь не воспользуешься: он порвал с Доктором. Насколько это серьезно, можно судить по засаде. Да, Блотин — это не козырь. А Марек? Расспросить бы его наедине, уточнить сведения о Докторе, скорректировать направленность операции. Но Блотин... Его на мякине не проведешь. Блотин...

Утром, заворачивая в полотно мясо, Никифор спросил:

— Как?

Черняк покачал головой.

— Остаюсь.

— Смотри. Как бы не пожалеть.

— Нет, риск велик. Вы идете наобум, без обеспеченных остановок...

— Торчать здесь — опаснее, — перебил Блотин.

— Нет. Никаких авантюр!

— Приятно оставаться, — ехидно приподнял картуз Марек и первым пошел к просеке. Блотин поправил лямки рюкзака.

— Если надумаешь, нагоняй нас по тракту к Алленштайну.

...Истинность слов Блотина следовало проверить, и Черняк три часа пробивался через лес, чтобы первым подойти к тракту.

Андрей залег у огромного валуна. Отсюда хорошо просматривалась тропка, вилявшая по подлеску вдоль тракта. Ее предпочитали путники, избегавшие большаков. Вот прошмыгнула стайка подростков (один из них с винтовкой — браконьерничать?), прошелестела женщина с узелком (еда скрывающемуся мужу? брату? отцу?), по-волчьи прокрался мужчина в лохмотьях.

«Скоро появятся», — отстраненно, как о чем-то маловажном, подумал Черняк.

Через несколько минут на тропе показался Блотин, за ним проковылял Марек, видно, подвернул где-то ногу. По самым скромным подсчетам, тянуться им вдоль тракта дня три. Блотин попутками пользоваться не будет. Черняк проводил их взглядом, выждал немного и заторопился к Зеебургу.

В семи километрах от городка он вновь залег у проселочной дороги, по которой в промежутке от трех до четырех часов всегда проезжает Петя Бугаков, инспектирующий свой «куст».

Дорога была пустынна, и Андрей начал дремать. Вдруг в зарослях на противоположной стороне послышались голоса, и на обочину выскочил мужчина в долгополом, подпоясанном ремнем пиджаке. Он что-то высматривал на дороге, и, наконец, крикнул по-польски:

— Идут!

Черняк насторожился и привстал на коленях, узнать, что же заинтересовало поляка. По дороге в пыльном облаке двигалось коровье стадо, сопровождаемое погонщиком и охраной: наш сержант с двумя низкорослыми солдатиками.

Молодчик в подпоясанном пиджаке подошел к сержанту, попросил закурить и, сделав затяжку, указал на коров:

— Польские?

Сержант охотно разъяснил:

— Советские, дядя, советские! Возвращаются в Россию после вынужденной прогулки к фрицам. Видишь тавро? Все холмогорки, все меченые.

Неизвестный объяснения не принял, бочком отошел в лес, из которого тотчас раздалась нестройная пальба. Пули проносились поверх стада, и коровы, испуганно мыча, начали разбегаться. Охранники залегли в кювете, открыли ответный огонь. Перестрелка длилась минут десять, и Черняк забеспокоился: как бы Бугаков не влетел с ходу в эту малопонятную заварушку. Однако рокот мотора послышался со стороны города, и вскоре к сержанту пробрался по кювету высокий военный в форме оливкового цвета.

— Что случилось? С кем стычка?

— Шут его поймет, товарищ Дондера. Стреляют, говорят по-польски...

Офицер приподнялся и, сложив рупором ладони, закричал:

— Эй, в лесу! Что надо? Отвечайте, я поляк!

Из леса вновь выглянул молодчик в подпоясанном пиджаке:

— Польские коровы, верно?

Начальник охраны понял его, вспылил:

— Что ты заладил: польские, польские! Русские коровы, возвращаются из плена! Ясно тебе, дурья башка?

Человек снова не поверил.

— Нет! Коровы краденые!

Дондера вновь что-то втолковывал ему, пока не прибыли на грузовике пограничники Ходасевича и жолнежи из польской комендатуры. Они рассыпались в цепь и исчезли в лесу. У мужчины в долгополом пиджаке изъяли пистолет и круглую ручную гранату. Затем стали приводить одного за другим мужиков.

Дондера объяснил сержанту:

— «Аковец» воду мутил, дурил крестьян. Путь свободен, двигайтесь дальше...

Итак, Армия Крайова пытается распространить свое влияние на переселенцев. Андрей читал перехваченную радиопереписку групп АК с эмигрантской кликой в Лондоне. Значит, и в этих уездах кровавый антипольский курс АК на вооруженную борьбу против своей родины, соотечественников, Советской Армии-освободительницы становится реальностью.