Глоток огня
Шрифт:
– За шкирку его – и на балкон! И не кормить недели две, – брякнула Рина.
– Правильно! – внезапно обрадовался Белдо. – За шкирку! И не кормить! Я то же самое всегда говорю! Это все Младочка! Она вечно мне все поперек делает!
Младочка пару раз удивленно моргнула длинными ресницами, но спорить не стала. Белдо держал Рину за руку вроде бы ненавязчиво, но цепко. Одновременно он скользил взглядом по залу, озабоченно кого-то высматривая.
«Гая?» – подумала Рина, в свою очередь пытаясь найти глазами Долбушина, которого она даже мысленно не называла
Здесь были все. Первые и даже не первые люди трех фортов. Была девушка в кожаных, до локтя, перчатках. Не просто в перчатках, а в перчатках, которые еще закрывались на молнии. Рина догадалась, что это та самая Рая Великанова, студентка зоотехникума, от прикосновения которой все становится шоколадным. Не далее как неделю назад она превратила в шоколад эскалатор станции метро «Выхино», по забывчивости послушавшись голоса дежурной и взявшись за поручень.
Была тут и девушка-художница с узким, невероятно красивым носом и загнутыми вверх бровями. Когда ей что-то было нужно, она касалась пальчиком каменных плеч берсерков и говорила:
– Юноши, дайте мне охристый пакет! Только ни в коем случае не желтый!
И берсерки, снося все на своем пути, кидались за пакетом. И лишь добежав до стены, внезапно останавливались и тупо спрашивали: «А охристый – это че ваще такое?»
Заметив, что Рина с удивлением посматривает на эту девушку, Белдо поймал ее за локоток и шепнул на ушко:
– Да-да-да! Это Катя Грекова!.. Ей повинуются все мужчины, даже если этого не хотят! Правда, для этого она должна коснуться их ногтем указательного пальца.
Догадавшись, что речь идет о ней, Катя Грекова приблизилась к Белдо и кокетливо царапнула грудь Дионисия Тиграновича ноготком.
– Юноша, принесите мне минеральной водички! С газом, но без газа! – велела она.
К ее крайнему изумлению, Дионисий Тигранович остался на месте и никуда не побежал. Лицо у Кати оскорбленно вытянулось, а кончик носа побелел. Видимо, это был первый случай, когда ее ослушались.
– Мужчины, Катенька! Мужчины!.. Следите за губами! – противненьким голоском сказал Белдо и цепкой своей ручкой протащил Рину дальше.
У фонтана, от пенной струи которого подозрительно пахло баварским пивом, Рина обнаружила Кешу и Пашу Тиллей, которые, увидев ее, с явным ехидством привстали и произнесли «Здрасьте!».
Кеша и Паша были тут не одни, а со своим родителем. Грозный глава форта берсерков казался сейчас пухленьким и добреньким, как бритый Санта-Клаус. Сидя рядом с Кешей и Пашей на куцем стульчике, Тилль любовался своими сыновьями. Он весь был буквально растворен в них. Они жевали и глотали, и он невольно глотал вместе с ними, точно пытался разделить их удовольствие от пищи. Когда Кеша или Паша говорили (по правде сказать, оба были не ораторы), то и Тилль невольно шевелил губами, точно помогая им выговаривать слова.
– У вас чудесные мальчики! – не удержавшись, сказала Рина.
Кеша и Паша сердито засопели, зато старший Тилль, не поняв иронии, благодарно взглянул на нее и с одышкой признал,
И с печалью в глазах Тилль уставился на Рину, точно ожидая, что она сейчас кинется помогать воплощать его мечту. Из неудобного положения Рину выручил Дионисий Тигранович.
– Не надо нам никаких колясок! Нам учиться надо! На двушечку нырять! Закладочки людям приносить! – прощебетал он и, утягивая Рину от Тиллей, повел ее за собой.
– Ты произвела на них выгоднейшее впечатление! – сказал он Рине. – Когда женщина уходит – хочется, чтобы она пришла. Когда женщина приходит – хочется, чтобы она ушла. А мы удалились и этим их сразили!
– Ну да, – сказала Рина. – Только это не работает. Когда женщина ушла, надо быстро-быстро закрыть за ней дверь. Тогда женщина моментально остановится и начнет быстро возвращаться, притворившись, что что-то забыла.
Белдо захихикал. От него пахло так цветочно, и одет он был так ярко, что, окажись рядом бабочка, она непременно бы на него села, спутав его с розанчиком.
– Да-да! Я знаю, что ни один из этих пухлых поросят тебе не нравится! Твое сердце принадлежит другому!
– Кому? – ошеломленно спросила Рина.
Белдо от прямого ответа уклонился. Вместо этого таинственно сказал:
– Он говорил: ты шла через поле с осликом!.. Ты не поверишь, как я мечтаю иногда переселиться в Копытово! В маленькую квартирку с крошечной кухонькой, где гудел бы и трясся ночами холодильник. Я сидел бы на этой кухоньке и писал мемуары, а шныры приводили бы ко мне ослика!
Рина недоверчиво уставилась на него. Как-то она плохо представляла себе Белдо в Копытово. А Младочка и Владочка, интересно, где будут жить? На балконе?
– Но нет. Пожалуй, нет, – продолжал Дионисий Тигранович. – Это было бы слишком мучительно! Нет! Я не могу больше примерять роли, не испытывая горечи!
– Какие роли? – не поняла Рина.
– Как какие? Когда я был юн, то много читал. Сотни, тысячи книг! И легко мог представить себя в любой роли. Путешественника, пирата, благородного разбойника! Мое воображение подхватывало меня и несло! Я брал крепости, отыскивал клады, влюблялся сам, в меня влюблялись! Когда ты молод – все роли твои. А теперь я стар, и мне остались только две роли – роль дряхлого босса мафии и роль доброго волшебника. И обе эти роли мне тесны!
– Даже и доброго волшебника? – спросила Рина очень искренним голосом.
Белдо остановился, повернулся к ней и лукаво погрозил пальчиком. В глазах у него – пожалуй, впервые за вечер – Рина заметила беспокойство и голодную, умную, хорошо спрятанную жадность. Так вышколенная собака смотрит на обедающих людей, ожидая, пока ее подзовут, но даже кончиком хвоста не решаясь выказать нетерпение.
«Ему что-то от меня нужно», – поняла Рина, и ее сердце сжалось от неприятного предчувствия.