Глоток в пустыне

Бурцев Андрей Борисович

Качнулись, раздвинулись шторы. Гомон улицы назойливо лез вслед за ровным, приглушенным светом.

Завэкспозицией не возвращался.

Александр машинально шагнул к окну, чтобы увидеть привычную городскую суету, но свидетель ухватил его за рукав, дернул к себе.

– Лучше, конечно, попробовать на подлиннике. Впрочем, нас так упорно убеждали в достоинствах копии, что не грех самим удостовериться.. Да не дергайтесь. Медленно поворачивайтесь и не бойтесь, она вас не съест. Фиксируйте нюансы, главное - зацепиться, а еще лучше представьте,

что пришли на свидание с этой женщиной. Взгляд ее печальных глаз устремлен на вас, единственного из миллионов... Слишком напрягаетесь... И не торопитесь. Когда почувствуете, что женщина узнала вас, - замрите.

Александр послушно, старательно выполнял все указания, пялясь на "Мадонну", но никак не мог сосредоточиться - его отвлекала рама с медной поблескивающей табличкой. И вдруг ему навстречу с картины устремилось пухлое беззащитное лицо младенца.

Их глаза встретились.

Александр, выждав, отошел на исходную и повторил маневр, зачем-то расстегнув кобуру. Теперь младенец среагировал на его движения быстрее.

– Самое удивительное, - Александр повернулся, к свидетелю, - он меня боится.

– Неужели так трудно понять элементарную вещь? Лицо мадонны - смысловой и эмоциональный центр. Начинать надо именно с мадонны.

– Заладили - мадонна, мадонна! Лучше скажите, если я после Первой линии приду сюда с бластером...

– Зачем?

– Представьте, что мне не удалось раскопать причину странного поведения разведчиков в музеях, вернее, я попал под влияние неизвестного фактора, но не распознал ни его, ни механизм его действия. Останется одно: прийти сюда...

– И пальнуть?

– А что в этом страшного? Заменят уничтоженную копию на новую

– Тогда вам надо будет пробираться сюда на ощупь. Вдруг раньше выберете другой шедевр?

– Сомневаюсь. Эти встревоженные, испуганные глаза, этот молящий о пощаде ротик, эти вздыбленные ужасом волосы...

– Трактовка через прицел.

– Если бы штурман смотрел в лицо не мадонны, а младенца, то наверняка бы не выстрелил. Но тут уже начинается иррациональность...

– Значит, больше вам не надо разъяснять об оптимальной точке?

– Он же мне теперь сниться будет!

– Не увлекайтесь... Для первого раза хватит и поверхностного впечатления. Пока есть время, глянем на голландские натюрморты. "Завтрак с омаром" - не возражаете?

"Нет, чего он прицепился?.."

– Кстати, дорогой мой неофит, скажите, зачем каждый разведчик таскает на поясе такую тяжесть?

– Да они без "глюка" шагу не сделают. Специфика...

– Сомневаюсь. Насколько мне известно, слишком редко доводится разведчикам применять сии штуковины по-серьезному.

– В этом-то и вся соль. Известно, что возможности бластера для защиты неисчерпаемы. Но вот сами экстремальные ситуации непредсказуемы. Можно десять лет владеть "глюком", тренироваться, оттачивать до филигранности приемы стрельбы, но так ни разу и не применить их

в естественных условиях. Но сам факт наличия бластера придает вам необходимую уверенность и гарантирует выживаемость там, где без бластера от человека остается лишь скафандровая лепешка или жалкие ошметки... А с другой стороны, право разведчика на свободное ношение ставит его выше обыкновенных людей. Никакая даже самая достойная награда не заменит разведчику его верного друга и помощника.

– Они, вероятно, и спят в обнимку с кобурами?

– Обязательно уточню на месте и проинформирую вас. А недоверие, которое вы испытываете к бластерами, рождено завистью...

– Да, с таким проницательным умом, как ваш, трудно рассчитывать на успех.

– Что-то мне расхотелось созерцать ваши натюрморты. Лучше вернемся к "Мадонне".

– Не сердитесь... Я просто не хочу, чтобы вы превратились в приложение к бластеру. Не подведите старика. А "Мадонна" все же другая, с фальшивинкой. Не ощущается груз времени. Облегченный балласт...

– Значит, штурману нет прощения?

– Прощения нет никому из нас. Потомки ведь не поймут, почему их лишили подлинников, а взамен предложили суррогаты, пусть и искусно сделанные.

– Получается, причина уничтожения должна быть веской. А вдруг музейная трагедия - всего лишь глупое стечение обстоятельств, наслоение обыкновенных деталей? Давайте вернемся к "Мадонне" перед самым уходом...

9

После музея Александр сразу откололся от неумолкающего свидетеля и пошел в тир. Но, завидя бронированные двери, резко свернул и зашагал на разноцветные, мигающие в темной листве огни аттракционов. Потом миновал фонтан - имитатор кваканья старался на всю мощь - и побрел вдоль затененных скамеек. Почти на каждой целовались. Александр перешагнул бордюр и пошел напролом через кусты, у самой ограды наткнулся на свободное место под старой дуплистой липой.

Липа рассеивала кроной зарево ближайшей улицы, и дрожащая, искристая вуаль окутывала скамейку. Черные кусты заглушали неумолкающее кваканье.

10

Вера лихо посадила "Беркут" на поляну, едва не задев макушки черных елей. За разреженным лесом начинались зазубренные скалы, а дальше в сизом тумане угадывались громоздкие, неуклюжие горы.

Вера отключила связь, сняла гермошлем и, не дожидаясь Александра, спрыгнула в высокую траву, распугав однотонных юрких мотыльков.

– А тебе не нагорит от Стасиса?
– Александр засунул гермошлем за сиденье.

– Имеем мы право один раз в жизни побраконьерничать?
– Вера попыталась поймать ладошкой мотылька, но промахнулась.
– Такое наслаждение мять настоящую траву!

– Тебя лишат права пользоваться "Беркутом", а мне запретят появляться в заповеднике, - Александр осторожно спустился по трапу.
– Ты этого добиваешься?

– Ну иди же, иди, - Вера закрыла глаза, развела руки.

Мотыльки неутомимо вились над травой.