Глубинка
Шрифт:
Я не был вегетарианцем и понимал, что, кушая мясо, живу за счет чужих смертей. Я прекрасно осознавал, что, включая в розетку фумигатор, уничтожаю десятки и сотни окружающих меня живых существ. Я воспринимал это спокойно. Но как близко мое спокойствие подошло к границе равнодушия? Я смог убить собаку, потому что в ином случае мне пришлось бы стрелять в людей. Равноценная замена? О том, чтобы принести в жертву себя самого, не было и речи: не те условия, не та цена. А какая цена была бы допустимой? Может, было бы лучше, если бы сумасшедший Вадим получасом ранее прострелил мне череп? Тогда не пришлось бы выбирать. Но Вадим промахнулся, и настала моя очередь. И просто так получилось, что я попал.
Мы всегда склонны сомневаться в сделанном выборе, и чем важнее выбор, тем тяжелее наши сомнения. Иногда одного крохотного довода достаточно, чтобы сокрушить прочнейшую стену логики, зацементированную непреложными фактами. Моим доводом была жизнь. Жизнь обычной псины. Слабый такой довод, который не оставил мне шансов.
В итоге, промаявшись с час и не найдя себе успокоения, я решил еще раз посетить место гибели несчастной собаки. Ни чудной лагерь, ни ночная погоня не занимали мои мысли так, как она. Проще было поддаться навязчивой идее, чем выдвигать доводы о разумности подобного поступка. Возможно, меня остановил бы тот факт, что искомое место находится в глубине леса, и дорогу к нему я едва ли найду даже днем. Но я знал, как следует поступить.
Ветхая лодка, надежно спрятанная от посторонних глаз в заросшей камышами бухточке, радостно приветствовала своего старого знакомого. Отвязать швартовочный канат и вычерпать лишнюю воду — дело двух минут. И вот «Мечта» — именно так мы называли лодку, когда она была крупнейшим судном в нашей «флотилии», — выйдя на чистую воду, уверенно берет курс на юг.
Грести пришлось довольно долго, лодка скользила вдоль берега легко, но через час я уже порядком устал. Так далеко от родного пляжа мне забираться еще не доводилось: как-то вышло, что мы очень хорошо знали «нашу», северную часть водоема, а вот в южной не бывали. Длина озера была такой, что детям на весельных лодках было просто не под силу досюда догрести.
Наконец, мне улыбается удача: вода возле берега становится ощутимо темнее. Ну что, Андрюша, стало быть, ты не знаешь, впадает ли Черный ручей в озеро? А я теперь знаю. Еще три сильных гребка — и моя бригантина входит в заросли прибрежных камышей, за которыми открывается устье речки с черной водой. Ширина речки едва ли больше, чем в том месте, где я перелезал через нее по дереву, поэтому плыть на веслах почти сразу становится неудобно: мешают торчавшие отовсюду корни и прочая местная растительность. Приходится встать на корме и отталкиваться веслом от дна.
Проходит еще с полчаса, и вот за очередной излучиной показалась редеющая крона того самого дерева. Ни с каким другим его не спутаешь. Под сенью корявой ивы (при свете дня становится ясным, что это именно ива), уже слегка присыпанный опавшими листьями лежит бездыханный серый комок. Эти уроды даже не удосужились похоронить того, кто погиб, выполняя их приказ. С тяжелым сердцем схожу на берег и изумляюсь. От большого комка отделяется маленький, такой же серый, и с тявканьем несется ко мне. Щенок!
Все прояснилось буквально через минуту. Убитая мною собака оказалось сукой. С ней был щенок, видимо, он находился в лагере и в момент погони увязался за матерью, а потом отстал. Разминувшись в темноте с хозяевами, он нашел место гибели родителя и остался здесь, не зная, что делать дальше. И погиб бы, не реши один замученный совестью чудак заявиться в гости. Щенок был крупный, месяца четыре, может, пять, и довольно нескладный: худой, с большой головой, длинными лапами, и тонким «крысиным» хвостом. Кавказец, но нечистокровный: по крайней мере, его мама на кавказскую овчарку была не очень похожа, скорее уж алабай. Подбежав ко мне, щен залился злобным тявканьем словно знал, кто виноват во всех его бедах. Я присел на корточки, протянул руку, чтобы погладить, а маленький стервец тут же попытался цапнуть меня за палец! Чему его учили эти люди, если он в столь юном возрасте уже пытается выказывать агрессию? И кто вообще его хозяева?
Впрочем, теперь это не важно. Изловчившись, я со второй попытки смог поймать щененка за шкирку и тут же обалдел от того, какой мягкой и шелковистой была шерсть у него на загривке. Если бы он еще не извивался и не рычал… Но подход к щенку найти несложно. У меня с собой были бутерброды с колбасой, которые я, не задумываясь, отдал новому знакомцу. Взятка подействовала: явно голодный, щен схомячил бутеры в минуту, и вторая попытка его погладить была встречена куда более благодушно, нежели первая.
Нужно было уходить: не исключено, что щенка все же ищут, а я с лодкой в узенькой речушке представляю собой слишком уж легкую добычу. Также пришлось внять голосу разума и оставить на месте мертвую собаку: нельзя давать понять, что я здесь был, а могильный холмик послужит прямым указанием обратного. Да и лопаты у меня с собой нет.
Постелив на носу лодки старый плед (захватил с собой на случай, если заплыву слишком далеко и придется ночевать под открытым небом), я посадил туда щенка, после чего, в три приема развернув суденышко, взял курс на «открытое море». Плыть по течению было значительно проще, требовалось лишь время от времени отталкиваться от берегов. Щенок, насытившись, свернулся на пледе калачиком и мирно спал. Прошедшая ночь оказалась для него не самой простой. В этом мы с тобой, брат, схожи, как никто.
Обратный путь прошел без приключений, и через три часа мы были дома. Но, хотя руки у меня буквально вываливались из плеч (проклятые весла!), требовалось переделать еще кучу дел. С собаками я общался с самого детства, как с домашними, так и с уличными, посему прекрасно знал, что потребуется, чтобы все остались довольны. И откладывать нельзя.
В первую очередь, из старых досок я сколотил небольшой короб высотой около полуметра, куда накидал всякого тряпья. Тут, дружок, ты будешь обитать в мое отсутствие. Впрочем, вряд ли высоты хватит надолго, со временем придется наращивать… Короб встал около печки, по сути, в самой теплой зоне дома. Затем мой новоиспеченный сожитель обзавелся ошейником (прости, Андрей, я помню, что это твой ремень), поводком, собственными гигиеническими принадлежностями и, главное, миской. Конечно, миска тут же наполнилась молоком.
Ну, вроде бы все, время отдыхать. Сегодня я могу спать с чистой совестью. Надеюсь, мы сдружимся, приятель.
Своего нового друга я за серый цвет окрестил Агатом.
Глава X: Информация к размышлению
— Да, брат, тебя послушаешь, так ты живешь, как в сериале: что ни день, то приключение, — веселился Андрей, слушая мой отчет о событиях прошедшей недели.
— И содержание последних «серий» явно намекает, что тут, блин, творится какая-то неведомая фигня, — я взял с тарелки жареное куриное крылышко, откусил и начал задумчиво жевать. Вкуснятина! Сидевший под столом Агат, учуяв свежую порцию запахов, оживился и возбужденно заелозил. — Но становится ни разу не смешно, когда вспомню, что в меня стреляли.