Глубокие раны
Шрифт:
— Бог мой, что за бесчувственный монстр! — Пия понимала, насколько реален был смертельный исход ее встречи с Аней Моорманн. — Но кто принес его труп в дом? Это явно был не профессионал. Если бы они там не убрали и не положили бы его сверху на матрац, у меня бы, вероятно, не возникло подозрений.
— Это были люди Эмери, — ответил Боденштайн. — Умом они не обременены.
Пия с трудом подавила зевоту. Она мечтала о горячем душе и о двадцати четырех часах ничем не нарушаемого сна.
— Тем не менее я все еще не понимаю, почему убили Монику Крэмер.
— Все
— Что с Верой Кальтензее? Зигберт ведь наверняка действовал только по ее заданию?
— В этом мы не можем ее уличить. Правда, в любом случае это ему не поможет. Но прокуратура проведет новое расследование смерти Ойгена Кальтензее, а также смерти Дануты Ватковяк на предмет причастности к этому Веры Кальтензее. Девушка тогда нелегально находилась в Германии, поэтому никто не подал заявление на ее розыск.
— Знал ли Моорманн, чем занимается его жена? — спросила Пия. — Где он был все это время?
— Жена заперла его в холодильном помещении, в котором стояли ящики, — ответил Боденштайн. — Он знал, конечно, о прошлом своей жены — ведь он и сам работал на «Штази», как и его родители.
— Его родители? — Пия растерянно потерла больной висок.
— Анита Фрингс была его матерью, — объяснил Боденштайн. — Это его она называла «котик» — мужчину, который часто навещал ее и катал на коляске по территории.
— Да что вы? Подумать только!
Некоторое время они сидели молча.
— Но совпадение «след-след», — Пия задумчиво наморщила лоб, — нерасследованные дела на Востоке… Это ведь был мужской ДНК-след. Как это могла быть Аня Моорманн?
— Она настоящий профессионал, — возразил Боденштайн. — Выполняя свои заказы, надевала парик из натуральных волос и на каждом месте преступления намеренно оставляла волосы для введения следствия в заблуждение.
— Непостижимо. — Пия покачала головой. — Доктор Энгель, кстати, как следует похлопотала за меня перед польскими коллегами. Они были далеко не в восторге от наших самовольных действий.
— Да, — подтвердил Боденштайн. — Она вела себя очень корректно. Может быть, мы все же получим вполне порядочную начальницу.
Пия чуть замялась и посмотрела на него.
— А… гм… та, другая проблема?
— Все разрешилось, — сказал Оливер не задумываясь. Он поднялся, подошел к своему шкафу, вынул бутылку коньяка и два бокала.
— Если бы Новак и Элард Кальтензее с самого начала были честны, все не зашло бы столь далеко. — Пия наблюдала, как шеф точно на два пальца налил коньяк в бокалы. — Но никогда в жизни мне не пришла бы в голову мысль, что они являются любовной парой. В моих подозрениях я находилась в миле от реальности.
— Я тоже. — Боденштайн протянул ей бокал.
— За что мы тогда пьем? — Пия криво улыбнулась.
— Если говорить точно, мы раскрыли минимум… гм… пятнадцать убийств, к тому же еще два случая в Дессау и Галле. Я считаю, что мы неплохо поработали.
— Еще бы! — Пия подняла свой бокал.
— Одну секунду, — остановил ее Боденштайн. — Я считаю, что постепенно пришло время вести себя так, как все коллеги во всей Германии. Вы не будете против, если мы перейдем на «ты»? Меня, кстати, зовут Оливер.
Пия наклонила голову и усмехнулась.
— Но вы же не собираетесь пить сейчас на брудершафт с поцелуями и прочим?
— Боже сохрани! — Боденштайн тоже усмехнулся, потом чокнулся с ней и сделал глоток. — Тогда ваш директор зоопарка наверняка свернет мне шею.
— Черт возьми! — Пия испуганно опустила свой бокал. — Я совершенно забыла про Кристофа! Я ведь хотела встретить его сегодня в половине девятого в аэропорту! Который сейчас час?
— Без четверти одиннадцать, — сказал Боденштайн.
— Проклятье! Я не знаю наизусть его номер, а мой мобильник, вероятно, лежит где-нибудь в мазурском озере!
— Если вы меня любезно попросите, я дам вам свой, — великодушно предложил Боденштайн. — У меня сохранился его номер телефона.
— Я думала, мы уже перешли на «ты», — ответила Пия.
— Но вы еще не выпили, — напомнил ей Оливер.
Пия посмотрела на него, потом одним махом выпила весь коньяк и скорчила гримасу.
— Так, Оливер, — сказала она, — в таком случае будь любезен и дай мне, пожалуйста, твой мобильник.
Дочери Кристофа удивленно смотрели на Пию, когда она в половине двенадцатого позвонила в дверь их дома. Они ничего не слышали о своем отце и предполагали, что Пия его встретила. Анника пыталась позвонить ему на мобильник, но тот все еще был выключен.
— Может быть, самолет задерживается. — Младшая дочь Кристофа была менее озабочена отсутствием отца. — Он еще позвонит.
— Спасибо.
Пия чувствовала себя скверно и была совершенно разбитой. Она села в свой «Ниссан» и поехала из Бад-Зодена в Биркенхоф. Боденштайн был сейчас со своей Козимой, которая простила ему его срыв. Хеннинг и Мирьям находились вместе в гостинице в Гижицко. Нельзя было не заметить, что в ходе этих приключений между ними пробежала искра. Элард Кальтензее сейчас в больнице с Маркусом Новаком. Только она осталась одна. Ее смутная надежда, что Кристоф из аэропорта приедет прямо к ней, не оправдалась. Биркенхоф был погружен в темноту, перед дверью не было никаких машин. Пия боролась со слезами, когда она, погладив собак, стала открывать входную дверь. Вероятно, он безуспешно пытался дозвониться ей на мобильник, а потом отправился со своей привлекательной коллегой из Берлина что-нибудь выпить. Проклятье! Как она только могла это забыть?
Кирххоф включила свет и уронила сумку на пол. Внезапно ее сердце бешено заколотилось. Стол в кухне был накрыт, на нем стояли бокалы для вина и хорошая посуда. В ведерке со льдом, который за это время успел как следует растаять, стояла бутылка шампанского, а на плите — накрытые крышкой кастрюли и сковородки. Пия растроганно улыбнулась. В гостиной на диване крепко спал Кристоф. Горячая волна счастья прокатилась по всему ее телу.
— Привет, — прошептала она и присела рядом с диваном на корточки.