Глубокие раны
Шрифт:
— Да что ты? И что же она хотела? — Боденштайн заставил себя говорить с безразличной интонацией. При этом он продолжал играть с ребенком.
— Она ищет себе сотрудников для новой кампании по поддержанию имиджа. — Козима пошла в ванную и вернулась в халате. — Сказала, что ей пришла в голову моя кандидатура, когда она встретила тебя у своей матери.
— В самом деле?
Оливер почувствовал дискомфорт при мысли, что Ютта за его спиной собирает информацию о нем и его семье. Кроме того, Козима не была рекламной звездой, а занималась производством документальных фильмов. Аргумент с кампанией по поддержанию имиджа был ложью. Но зачем она это делала?
— Мы сегодня вместе обедаем, и я послушаю, что она хочет. — Козима
— Неплохо. — Боденштайн повернул голову и посмотрел на свою жену с выражением полного доверия. — Пусть Ютта как следует раскошелится. У семейства Кальтензее денег куры не клюют.
— Ты ничего не имеешь против?
Оливер не понял, что Козима имела в виду, задав этот вопрос.
— Почему я должен быть против? — спросил он и в ту же секунду решил в дальнейшем игнорировать звонки Ютты Кальтензее. Одновременно он начинал понимать, насколько далеко уже зашли его отношения с ней. Слишком далеко. Одна только мысль о проницательной и волнующе привлекательной женщине разжигала в Оливере фантазии, которые не подобает иметь женатому мужчине.
— Их семья ведь находится в фокусе ваших расследований, — сказала Козима.
— Просто послушай, что она тебе скажет, — предложил Боденштайн вопреки своему желанию.
Его охватило неприятное чувство. Безобидный до сего времени флирт с Юттой Кальтензее мог легко обернуться трудно предсказуемым риском, а ему нечто подобное не было вообще нужно. Настало время дружески, но категорично поставить ее на место.
Хотя ночь была очень короткой, Пия на следующее утро уже без четверти семь сидела за своим письменным столом. Было ясно, что необходимо как можно быстрее поговорить с Зигбертом Кальтензее. Она сделала глоток кофе, посмотрела на монитор и стала размышлять о вчерашнем отчете Остерманна и соответствующих выводах. Конечно, можно было допустить, что братья Кальтензее заказали эти убийства. Но слишком многое при этом не сходилось. Что означало число, которое убийца оставил на всех трех местах преступлений? Почему убийства совершены старинным оружием и пулями, которым было уже шестьдесят лет? Убийца, работающий по заказу, скорее использовал бы оружие с глушителем и не стал бы прилагать усилия, чтобы вывезти Аниту Фрингс из пансионата в лес. За убийствами Гольдберга, Шнайдера и Фрингс крылось нечто личное, в этом Пия была уверена. Но как вписывался в эту картину Роберт Ватковяк? Почему была убита его подруга? Ответ скрывался за массой ложных следов и возможных мотивов преступлений. Жажда мести была сильным мотивом. К примеру, Томас Риттер знал историю семьи Кальтензее, он был глубоко унижен и оскорблен Верой.
А что с Элардом Кальтензее? Мог ли он убить или заказать убийство троих друзей своей матери, поскольку те не захотели ничего рассказать ему о его истинном происхождении? Он признался, что ненавидел их и испытывал непреодолимое желание отправить их на тот свет.
Наконец, был еще Маркус Новак, который вызывал особое подозрение. Свидетели не только видели автомобиль его фирмы у дома Шнайдера примерно в то время, когда было совершено убийство старика, но и сам он в тот период времени, когда расправились с Ватковяком, тоже находился у дома в Кёнигштайне, а в день убийства Аниты Фрингс, вечером, был в пансионате «Таунусблик». Все это не могло быть простой случайностью. Что касается Новака, то речь в его случае шла все-таки о приличной сумме денег. Он и Элард Кальтензее находились, конечно, в значительно более тесных отношениях, чем последний пытался это представить. Возможно, они вместе совершили три убийства, при этом были застигнуты Ватковяком… Или все было не так и за преступлениями все же стоит семейство Кальтензее? Или кто-то совсем другой? Пия должна была себе признаться, что она топчется на месте.
Открылась дверь, и в комнату вошли Остерманн и Бенке. В тот же самый момент запищал и начал вибрировать факс рядом со столом Остерманна. Кай отставил свою сумку, вынул первую страницу и стал ее изучать.
— Ну, наконец-то, — сказал он. — Результаты из лаборатории.
— Дай посмотреть.
Вместе они прочитали шесть страниц, которые прислала криминальная лаборатория. Анита Фрингс была убита из того же оружия, что и Гольдберг со Шнайдером. Пуля была такой же. Следы ДНК, которые были обнаружены на бокале и на многочисленных окурках в тайном кинозале Шнайдера, принадлежали человеку, данные которого имелись в компьютерной базе Федерального управления уголовной полиции. Рядом с трупом Германа Шнайдера с помощью одного-единственного волоса был обнаружен незнакомый женский след ДНК. На зеркале в доме Гольдберга имелись четкие отпечатки пальцев, которые, к сожалению, не удалось идентифицировать. Остерманн вошел в базу данных и определил, что человеком, который побывал в кинозале в подвале Шнайдера, является некий Курт Френцель, неоднократно судимый за нанесение телесных повреждений и за бегство водителя с места происшествия.
— Нож, найденный у Ватковяка, однозначно является орудием, которым была убита Моника Крэмер, — сказала Пия. — Его отпечатки пальцев обнаружены на ручке ножа. Но сперма у Крэмер во рту принадлежит не Ватковяку, а какому-то неизвестному лицу. Преступные действия были совершены правшой. Следы в квартире принадлежат главным образом Монике Крэмер и Роберту Ватковяку, за исключением нескольких волокон под ногтями Моники, принадлежность которых не удалось определить, и одного волоса, который еще предстоит исследовать. На рубашке Ватковяка обнаружена кровь Моники Крэмер.
— Все звучит совершенно однозначно, — сказал Бенке. — Ватковяк укокошил свою старуху. Она его, видно, достала.
Пия одарила своего коллегу острым взглядом.
— Это не мог быть он, — напомнил ему Остерманн. — У нас есть пленки с камер видеонаблюдения в филиалах банка «Таунус-Шпаркассе» и банка «Нассау-Шпаркассе», которые показывают, как Ватковяк пытается обналичить чеки. Я могу посмотреть точное время, но предполагаю, что это было между половиной двенадцатого и двенадцатью. Согласно протоколу вскрытия, Моника Крэмер погибла между одиннадцатью и двенадцатью часами.
— Вы тоже думаете, что это были какие-нибудь профессиональные киллеры, которых выдумал себе шеф? — проворчал Бенке. — Какой профи будет так убивать глупую девку и зачем?
— Чтобы навлечь подозрение на Ватковяка, — ответила Пия. — И тот же самый преступник убил также Ватковяка, положил ему в рюкзак орудие убийства и мобильник и надел на него измазанную кровью рубашку.
В этот момент Кирххоф внутренне отвергла свою теорию «Новак-Кальтензее». Она поняла, что ни один из них не способен на такое жестокое убийство с предварительной фелляцией. Было ясно, что речь шла о двух убийцах.
— Это вполне правдоподобно, — констатировал Остерманн и зачитал вслух фрагмент лабораторного отчета, касающийся рубашки. Она была неправильно застегнута, не соответствовала размеру Ватковяка и была совершенно новой, так что даже в одном рукаве обнаружили булавку, как это бывает при фирменной упаковке рубашки.
— Надо установить, где была куплена рубашка, — распорядилась Пия.
— Я попробую, — кивнул Остерманн.
— Ах да, вот еще что… — Бенке порылся в стопках бумаг на своем письменном столе и подал Остерманну листок.
Тот посмотрел на него и наморщил лоб.
— Когда это пришло?
— Вроде вчера, — Бенке включил свой компьютер. — Я совсем забыл.
— Что это такое? — поинтересовалась Пия.
— Профиль перемещения мобильного телефона, который был в рюкзаке у Ватковяка, — сердито ответил Остерманн и повернулся к своему коллеге, для небрежности которого он обычно находил оправдание. Но на сей раз он был действительно зол. — Слушай, Франк, — крикнул он в запальчивости. — Это важно, ты ведь знаешь! Я жду этого уже несколько дней!