Глубокий рейд
Шрифт:
Одновременно другая кавдивизия должна совершить прорыв в направлении Балкино - Пузьково.
Часы майора Осипова показывают 1.30 ночи. Боевой приказ отдан. Все рассчитано до минуты. Антон Петрович сосредоточенно молчалив. Отдавая приказ, он был резок, взволнован и до раздражительности требователен. Однако начальник штаба капитан Почибут не хочет, кажется, обращать внимания на плохое настроение командира полка. Капитан сидит в кругу дремлющих штабных командиров по другую сторону дерева, спиной к майору, и над самым его ухом насвистывает какой-то знакомый мотив.
"Удивительно спокойный
Железная воля и железные нервы у капитана Почибута, а на лице всегда спокойная, добродушная улыбка.
– Старший лейтенант Чалдонов просил у меня разрешения следовать в головном отряде, - говорит он Осипову, выглядывая из-за дерева.
– Свободным командирам приказано двигаться со штабом, - сухо отвечает Осипов.
Почибут молчит, потом как ни в чем не бывало начинает посвистывать...
Осипов, аккуратно сложив карту, прячет ее в планшетку. Вынимает фотографию. Взглянул мельком - и не может отвести сузившиеся глаза. На фотографии снята вся его семья. Витька в матросском костюмчике сидит у него на коленях. Варя обняла за шею одной рукою мать, а другой - отца. Нос вздернут, щеки надутые, бантики торчат на голове, как заячьи ушки... На лице майора разгладились было морщины, дрогнула скупая улыбка... Но, вспомнив все, он глубоко, со свистом втянул в себя воздух, и улыбка бесследно исчезла с его лица... Антона Петровича потянуло перечитать письма. Он достал их - и тут же скомкал, не читая, вместе с конвертами. Потом разгладил ладонью и торопливо сунул в планшетку, словно конверты жгли ему руки. Ему не хочется верить, что семья его погибла.
– Начальник штаба!
– гремит глухой бас Осипова.
– Я вас слушаю, товарищ майор!
– Почибут вскакивает, оправляет полевые ремни.
– Поднимай полк. Пора!
– Осипов смотрит на часы. Медленно встает, сбрасывает с плеч бурку и, сутулясь, идет к привязанным коням.
– Дежурный, ко мне!
Луч карманного фонарика начальника штаба рассекает темноту и скользит по кустам.
– Кто здесь?
– спрашивает Почибут.
– Ну, чего?.. Стой! На ногу наступил...
– раздается сонный голос.
– Если, милый, ты будешь спать, нос отдавят. Вставай!..
– По коням, быстренько!
– голос капитана спокоен.
– Штабные командиры, поверять эскадроны, пропускать колонны. По местам!..
Потекли первые медлительные минуты дремотной неразберихи. Бормотание, приглушенный кашель, кряхтенье, хриповатая ругань...
А пушки продолжают бить ожесточенно и свирепо. По темному лесу далеко разносится многоголосое эхо, и трудно уловить в хаосе звуков, где выстрелы, где разрывы.
По лесным тропкам и кочкастым дорогам конница двинулась к переднему краю. Сквозь грохот артиллерийского оркестра слышатся негромкие командные выкрики, ритмичная конская переступь, резкое всхрапывание, звон металла, отчетливое чваканье копыт по незасохшей грязи, звонкое разливное ржание. Горе неопытному всаднику! "Прижми повод!.. Десятый сон видишь, размазня!" - зашушукают на него со всех сторон. А молоденький казачок, может, сию минуту побывал во сне на Кубани, язей ловил в тихой заводи... И вспугнули его чудесные сны короткие требовательные выкрики: "Головной,
ГЛАВА 2
Алексей Гордиенков, поскакав вслед за ушедшей конницей, решил во избежание недоразумений не показываться до перехода переднего края в эскадроне разведчиков, разыскать полк майора Осипова и с ним вместе двигаться дальше.
Зная примерно район сосредоточения полка, Алексей повернул на юго-запад и поехал напрямик, минуя штабные и вьючные колонны, двигавшиеся сзади.
В лес змейкой уползала глухая узенькая дорожка. Конь шел вперед мерной неторопливой рысью. Иногда взволнованный выстрелами дончак, увидев в темноте пень, прядал ушами и боязливо храпел. Лес становился все гуще и темнее. Это был дремучий ельник, покрывавший смоленскую землю на многие десятки километров. Узкий просвет дороги пересекался черными тенями пышных могучих лап, над головой сплетались такие же могучие ветви и порой совсем закрывали мелькавшие в небе звезды.
Чувство, охватившее Алексея, когда он въехал в лес, походило на то, какое испытывает подросток, впервые сознательно не покорившийся родителям. Алексей мучился сейчас тем, что совершил два противозаконных поступка: не подчинился приказу командира и обманул товарища, угнав у него коня. Он ехал шагом.
"Приеду и уж в тылу откровенно расскажу все полковнику, - размышлял Алексей.
– Рана пустяковая, скоро заживет... На фронте протяжением в две тысячи километров сражаются за Родину люди, а я буду на койке отлеживаться..."
И все-таки на душе было неловко и нехорошо.
Неожиданно лес поредел. Алексей уперся в какое-то подразделение. Кавалеристы стояли на месте. Впереди пулеметы отбивали знакомую дробь.
Трассирующие пули, обрывая березовые листья, пронзительно взвизгивали. Каски бойцов невольно клонились к передней луке...
Разыскав в голове колонны командира эскадрона, Алексей спросил:
– Какой полк? Почему стоят?
Полк был майора Осипова, а что делается впереди, командир эскадрона не знал.
– Честно вам говорю, не знаю, товарищ, сейчас только человек выяснять поехал...
Голос показался Алексею знакомым, но лица говорившего в темноте не было видно.
– Давно стоите?
– Целый час, наверно, так будет, - спокойно ответил командир эскадрона, захлебываясь сладостной позевотой.
Беспечность его взорвала Алексея.
– Целый час стоишь и не знаешь, что впереди делается?
– резко спросил Алексей.
– А кто ты есть, товарищ дорогой? Почему ты меня учишь?
– командир эскадрона наклонился к Алексею, желая убедиться, с кем он имеет дело.
– Это неважно, кто я такой. Где командир полка?
– Гордиенков спросил инспекторским тоном, словно приехал наводить строжайшие порядки.
Оба были молоды, горячи - моментально вскипели и сцепились.
– Не знаю, извиняйте! Каждый понимает, что командир полка ходит на голове...
– Эскадронный не совсем правильно говорил по-русски.
– Командир полка ходит на ногах, а на марше не всегда двигается впереди колонны - посмотрите устав!
– Шагом марш, товарищ дорогой, мимо!
– Эскадронный, приподнявшись в стременах, приложил руку к козырьку.