Глубокий рейд

Федоров Павел Ильич

"Наверное, сейчас в Москве и Спасская башня, - думал Осипов, - и древние зубчатые стены, и многоэтажные здания - весь огромный город окутан седым туманом, так же как и оставшаяся позади опушка леса, где коноводы держат в поводу лошадей, как и колхозное поле, нарытое снарядами, и цепи движущихся вперед бойцов с винтовками наперевес..."

Под ногами шуршит мокрая от росы, спутанная, повалившаяся, перезрелая рожь. Каски настороженно поворачиваются влево. Там во всю мощь заработала машина боя. Пулеметы станковые и ручные взревели буйным хором. Осипов дергает Абашкина за рукав. Остановились.

– Вот это так заиграли!..
–

неожиданно сказал кто-то.

Осипов повернул голову и увидел трубача, нервно поправлявшего за спиной свой нехитрый инструмент. Он шел вместе с адъютантом Осипова и помощником начальника штаба.

– Трегубов, ко мне!
– позвал Осипов трубача.
– Ты, браток, все равно без дела... Галоп тут играть нельзя. Вернись назад, к коноводам. Садись на своего гнедка и - на галопе к Чалдонову, туда, где стреляют. Узнаешь обстановку - и обратно сюда. Понял?

– Понял, товарищ майор!
– Трегубов повторил приказание, повернулся, придерживая болтавшуюся за спиной трубу, и рысцой побежал к лесу.

– Промолчи Трегубов - глядишь, и не заметили бы...
– глядя ему вслед, проговорил, улыбнувшись, Абашкин.

Снова двинулись вперед, вслед за эскадронами.

Абашкин нес на плече коротенький карабин, на пояс привесил добрый десяток красноармейских подсумков, набитых патронами. Если не считать планшетки с коллекцией карандашей и двух гранат в карманах брюк, комиссар скорей всего был похож на охотника, вышедшего на тетеревиный ток.

Неожиданно справа раздались два трескучих, сухих выстрела, словно пастух, выгоняя стадо, щелкнул кнутом, а затем захлебывающимися очередями хлестнуло несколько пулеметов, и все звуки смешались в треске винтовочных выстрелов.

– Это, должно быть, четвертый!
– замедляя шаги, проговорил Абашкин.

– Да ведь ракеты должны бросить!

Осипов ждал сигнала двумя красными ракетами. На левом фланге бой завязался неожиданно.

Биктяшев с двумя взводами по времени не мог еще закончить обходное движение. "Снова началась путаница", - подумал Осипов.

– А те два первых выстрела были из ракетницы, - сказал Абашкин.
– В тумане ракет не видно...

И верно, туман был такой густой, хоть ложкой хлебай.

Ясно было: или Гордиенков с разведчиками заварил кашу, или Биктяшев. Догадка Абашкина была, пожалуй, правильной, но действовать наобум Осипов не хотел. Надо было снова уточнить обстановку, а время уходило. Рассветало. Туман начинал редеть и подниматься к небу. Можно было попасть под хорошее угощение с воздуха.

"Хоть бы Биктяшев связного прислал, - думал майор.
– Вот тут и управляй боем..." Пришлось посылать для выяснения помощника начальника штаба. Стрельба становилась все ожесточенней. Правый фланг, продвинувшийся к сараям, попал под жестокий обстрел. Несли раненых. Когда Осипов с комиссаром подошли к боевым порядкам, казаки уже залегли. Осипов понял мешкать нельзя.

Разослав связных с приказанием: "Атаковать!" - майор выхватил пистолет и, подбадривая казаков, пошел вместе с комиссаром вперед.

ГЛАВА 5

Самые грандиозные планы рушатся порой с чрезвычайной быстротой.

Часть конницы Доватора, пробившаяся на правом фланге в направлении Болхино, встретив упорное сопротивление противника, замешкалась. Другая часть, в передовом отряде которой двигался полк Антона Петровича Осипова, присылала тревожные сведения.

Получив через офицера

связи от Осипова записку о предполагаемой атаке танков, Доватор понял, что положение может стать серьезным. Лев Михайлович хлестнул стеком по голенищу, круто повернулся на каблуках. Под сапогом резко хрустнула сухая ветка, как бы напоминая ему, как трещит стройно выработанный план.

"Недоставало еще того, чтобы немцы разгадали замысел да бросили авиацию..." Этого он опасался больше всего. Сильно рванув ремешок с металлическим кончиком, застрявший в скобке полевой сумки, Доватор вынул блокнот. Адъютанту коротко приказал:

– Фонарь!

Пока Наумов светил, Лев Михайлович торопливо писал в блокноте. Вырвав листок, передал Наумову, на словах добавил:

– Свезешь лично в передовой отряд и передашь в руки майору Осипову. Скажи ему, что я требую немедленного продвижения вперед. Пришли ко мне Карпенкова и командира артдивизиона.

Начинало светать. Над головой Доватора, прыгая с ветки на ветку, точно потешаясь над неудачей командира кавгруппы, стрекотала сорока - враг наблюдателей и разведчиков.

Доватор поднял сучок и кинул его в сторону. Та, хлопая крыльями, исчезла за густыми верхушками деревьев. Подошли командир артиллерийского дивизиона и Карпенков. Лев Михайлович обернулся, встал, широко расставив ноги. Лицо его выражало досаду, точно он был недоволен, что его оторвали от важного и неотложного дела.

Сурово всматриваясь в черные усики артиллерийского капитана, он коротко, с исчерпывающей ясностью обрисовал всю обстановку, поставил задачу и объяснил последствия, если эту задачу не выполнить.

– Из района Устье немецкие танки нацелились в висок передовому отряду - затевают контратаку. Необходимо предотвратить... Иначе налетит авиация...

Капитан ответил одним словом - "Понятно" и побежал к своим телефонным аппаратам.

"Выполнит, честное слово, выполнит!" - глядя ему вслед, подумал Доватор. От этой уверенности по всему телу разлилась теплота.

– Андрей, знаешь что?
– проговорил он вполголоса, обращаясь к Карпенкову.

– Что, Лев Михайлович?

– Я думаю, что мы с тобой не командиры, а тряпки... Не могли раздавить каких-то три немецких батальона! Срам, черт возьми!.. Разрабатывали планы, пыхтели над картами. Эх!
– Доватор приподнял полы бурки и хлопнул ими, как крыльями.
– Вот прилетят бомбардировщики - штук сто, мы и драпанем!.. А потом кончится война, сядут историки, начнут раскапывать архивы. "Ага... Доватор! Социальное происхождение крестьянин, белорус, член Коммунистической партии, звание - полковник, командовал казачьим соединением... Так, так. Начальником штаба у него был подполковник Андрей Карпенков - потомок вольного запорожского казачества. Ну-ка, посмотрим, что сделали эти кавалерийские щеголи для своей Родины?" Жизнь короткая, а слава долгая.

– Лев Михайлович!
– взмолился Карпенков.
– Что мы, если нужно, не сумеем как следует умереть?!

– Ты слушай и не перебивай! Я не боюсь смерти. Все, что хочешь, но только не позор...

В кустах, совсем близко, часовой кого-то резко окликнул, остановил. Послышался торопливый и раздраженный голос прибывшего и медлительно спокойный Павлюка.

– Мне к полковнику!

– Сейчас позову дежурного.

– Да мне срочно!

– Не шумите на капе...

– Мне лично нужно полковника Доватора!