Глубокое волшебство
Шрифт:
И первая нота Призыва всколыхнула воду позади них. Нита резко остановилась, почувствовав, как сила упругой волны переворачивает ее.
– Осторожнее, Х'Нииит! – остерегла ее Ш'риии, издав резкий предупреждающий звук. Нита вся напряглась, – Не разрушай его круг, Х'Нииит…
Нита огляделась. Вода вокруг них становилась темнее, и от этого еще яснее стало свечение криля – мягкий, мерцающий, неопределенный зелено-голубой свет, который наполнял море и преображал его. Свет в глубине становился ярче с каждым мгновением. Но еще ослепительнее он вспыхивал на поверхности моря, где катились
А впереди Синего Кита невидимой спиралью вился поток его заклинания, охваченный цепью пузырьков и холодным сиянием. Он завершил один круг, объявляя в нем самого себя и заключая песню протяжным «оооон». Затем начал следующую медленную фигуру, и вода загорелась позади него светящимся потоком. Песня Синего Кита, казалось, впитывалась в кровь, в мозг, в самую сердцевинку костей, и ее нельзя было вытолкнуть из себя, как и жизнь…
– Х'Нииит, пора, – сказала Ш'риии. – Ведь ты говорила, что вам надо вернуться…
Нита ошеломленно огляделась вокруг.
– Ш'риии, когда же успело так стемнеть? Моих родителей хватит удар!
– Разве я не говорила, что время под водой идет не так, как ВВЕРХУ?
– Да, но я думал… – Кит-кашалот вдруг замолчал и неожиданно вытолкнул из себя грубое ругательство на китовом языке. – Ох, простите, – одернул он сам себя, – я просто предполагал, что оно идет медленнее, чем на суше.
– Наоборот, оно идет быстрее, – охнула Нита. – Что же нам делать, Кит? Ш'риии, сколько времени занимает Песня?
– Немного, – ответила китиха. Она была несколько удивлена и озадачена волнением Ниты, – Пару светов, как это считается там, ВВЕРХУ.
– Два дня!
– Беда! – сказал Кит.
– Да, беды не миновать, если мы сейчас же не вернемся домой. Ш'риии, они нас не отпустят в другой раз.
Она повернулась и поплыла туда, где, как подсказывало ей китовое чувство, был их дом. Жаль было выходить из этого восхитительного, сильного, грациозного тела и возвращаться в свое собственное, маленькое, нелепое, с этими неизвестно зачем висящими руками и ногами… А дома поджидала Дайрин, готовая извести ее по возвращении своими иезуитскими шуточками. И мать с отцом наградят подозрительными молчаливыми взглядами или, хуже того, станут приставать с расспросами. Они могут даже вызвать отца Кита, а тот уж наверняка увезет его отсюда.
Эта мысль просто обожгла ее.
Они шли домой быстрым шагом. Просто счастье, что отец Ниты так устал на рыбалке, которая, кстати, была удачной, что не очень сильно возмущался по поводу их позднего возвращения. Мама чистила на кухне пойманную рыбу, слишком раздражаясь на этот всюду проникающий рыбий запах, чтобы обращать внимание еще на что-нибудь или на кого-нибудь. Что же касается Дайрин, то она так углубилась в «УЧЕБНИК ОПЕРАТОРОВ КОСМИЧЕСКИХ КОРАБЛЕЙ», что лишь мимолетным взглядом стрельнула в проходившую мимо Ниту и снова вся ушла в чтение. Но, даже нырнув в постель и укрывшись с головой одеялом, Нита не
– Волшебство… – уже засыпая, произнесла она,
Глава шестая. ПЕСНЯ ЭД'РУМА
– Нита, – позвала мама, стоя к ней спиной у раковины, – у тебя есть пара минут?
Нита подняла голову, оторвавшись от завтрака:
– А что случилось?
Мама секунду молчала, будто раздумывая, с чего начать разговор.
– Ты и Кит, – сказала она, как бы осторожно подбирая слова, – вы поздновато стали приходить домой. Мы с отцом и вовсе вас не видим.
– А мне помнится, папа радовался, что вот, мол, хоть на каникулах дети не будут приставать к нему и дадут пожить спокойно, – буркнула Нита.
– Не приставали бы, верно, но не исчезали совершенно из нашей жизни. Мы ведь беспокоимся, когда вы пропадаете так надолго.
– Мамочка, но мы же не пропали, мы вот они! Все в порядке.
– Но мне интересно… Я хотела бы знать, что вы с утра до вечера делаете на улице?
– Ой, мама, да ничего!
Мама повернулась к ней и свела брови, изображая доктора Спока.
Нита чуть покраснела. Это была одна из их семейных шуток. Когда Нита была совсем маленькой и говорила «ничего!», она непременно попадала в какую-нибудь историю. С тех пор ей и досаждали насмешливой гримасой, стоило только произнести это слово, чтобы отделаться от вопросов родителей.
– Ма, – нетерпеливо сказала Нита, – иногда слово «ничего» и в самом деле означает – ни-че-го! Мы шатаемся по пляжу, болтаем, занимаемся всякой чепухой. Вот и все.
– Какой чепухой?
– Ну, какая разница, ма? Просто че-пу-хой.
– Разница есть. – Мама пристально посмотрела на Ниту. – Есть детская чепуха, а бывает чепуха взрослая…
Нита насторожилась. Пожалуй, дело, которым они занимались, никак нельзя было назвать детскими играми.
Мама продолжала, не отрываясь, глядеть на нее, ожидая, что дочь первой нарушит молчание.
– Я не стану ходить вокруг да около, – сказала она наконец. – Нита, ты и Кит… вы… не перешла ли ваша дружба в слишком близкие отношения?
– Какие? – не поняла Нита.
– Физические… – Мама спрятала глаза. Нита оторопело глядела на нее.
– Ма! – взревела она. – Ты имеешь в виду секс? Нет!
– Вот и ладно, – облегченно вздохнула мама, – не будем больше об этом.
В кухне повисла тишина. Мама снова отвернулась к раковине, а Нита, казалось, слышала не высказанное, но повисшее в воздухе сомнение: «Если это правда…»
Эта недосказанность беспокоила Ниту больше, чем перспектива разговора о таких вещах вслух.
– Ма, – неуверенно, запинаясь, начала она, – если я соберусь сделать что-нибудь в этом роде, я сначала поговорю об этом с тобой. – Она чувствовала, как краска заливает лицо. Толковать об этом с кем-нибудь, а тем более рассказывать матери? И все же она знала, что сейчас сказала правду. – Послушай, ма, ты знаешь меня. Я же цыпленок и всегда прибегаю спросить совета прежде, чем сделать что-нибудь.