Глубокое волшебство
Шрифт:
– Х'Нииит, скорее!
– Но, Эд'рум, сила мне нужна для Жертвоприношения! Тебе она зачем?'
– Чтобы призвать помощь! – проскрипел Эд'рум, выгибаясь дугой и устремляясь к Ар'ейниии и Киту, который из последних сил старался отвлечь разъяренную кашалотиху от Ниты.
– Килька, поторапливайся! И решайся, пока не поздно!
Эд'рум ринулся на Ар'ейниии, оттолкнул Кита, свирепо вцепился в бок кашалотихи и вырвал громадный кусок кровоточащей плоти.
Ар'ейниии обессиленно металась в воде, пытаясь сопротивляться. Она щелкала своими ужасными челюстями, но Эд'рум ловко уворачивался и продолжал совершать свои смертельные круги.
– Х'Нииит!
ПРИЗВАТЬ ПОМОЩЬ… Какую? И для этого надо отдать Властелину акул всю свою силу? Волшебную силу, которая
«ЧИТАЙТЕ НАПИСАННОЕ МЕЛКИМ ШРИФТОМ ДО ТОГО, КАК ПОДПИШЕТЕ, – возник в ее памяти скрипучий голосок. – НЕ БОЙТЕСЬ ОТДАТЬ ЧАСТЬ СЕБЯ!»
– Эд'рум, – решительно пропела Нита в сторону проносящейся мимо белой тени, несущей за собой, словно хвост кометы, дымящееся облако крови. – Возьми ее!
И она выкрикнула три слова, которые никому, кроме Кита, не говорила. Самые страшные и опасные три слова в Языке. Три слова, освобождающие твою силу и отдающие ее другому. Она почувствовала, как сила сочится, вытекает из нее, будто кровь из раны. Она почувствовала и то, как сила эта перетекает в акулу, из нутра которой вдруг вырвался невообразимый свирепый рев. И в ту же секунду Нита ощутила себя гигантской пустой раковиной. Эд'рум встряхнулся и устремился вниз, в самое пекло, где кипела и пузырилась лава. Бледный волок за собой и Ар'ейниии.
Кашалотиха сопротивлялась, потом вдруг извернулась и пропорола клыками бок акулы, оставив длинную глубокую рану от жабер до хвоста. Заклубилась кровь, хлынувшая из раны Властелина акул, повис в воде ужасающий кроваво-черный туман. В нем почти растаял, померк угасающий волшебный свет.
Нита молотила хвостом, с трудом дышала от напряжения. К ее удивлению, воздуха в защитной сфере хватило на полный вдох. Сама она все еще оставалась в облике кита-горбача. «Держу пари, что завязла в этой оболочке навеки, – подумала она, – непременно застряну, если не верну отданную акуле силу. Но что там делает Эд'рум?»
Морское дно вокруг зияющего в нем огненного жерла стало вдруг ПОДНИМАТЬСЯ. Оно раздувалось, разбухало, словно какое-то огромное существо, вдыхающее воздух. Трещины побежали во все стороны от нарастающей, вздымающейся выпуклости. Сквозь эти трещины вырывались горячие красные всполохи.
Морское дно загрохотало. Горячим гейзером выплескивалась окутанная паром вода из все расширяющегося отверстия-клапана. Камни дождем посыпались с Кэрин Пик. Красное сияние поднималось из разломов и трещин. Это была лава, пылающая лихорадочным алым огнем, из которого вырастали густые кусты искр, озаряя неверным мерцающим светом яростно кипящую воду. От соприкосновения с раскаленными языками лавы сама вода начинала гореть. Язычки фиолетово-голубого огня танцевали и извивались, разбегаясь от выливающихся наружу щупалец лавы.
Остатки волшебного света исчезали, превращаясь в белесоватый туман. Кэрин Пик дрожал до самого основания. Посвященных разбросало в разные стороны. Нита отчаянным усилием устремилась вверх, пытаясь, так же как и Кит, отплыть на безопасное расстояние от пышущего жаром дна. Все морское дно под ней было испещрено лабиринтом вскипающих лавой трещин, завалено осколками камней, тонущих в лаве, и вспыхивало сполохами фиолетового огня…
Под скалой, под лавой, в глубине гигантской трещины что-то ШЕВЕЛИЛОСЬ. Под напором этого невидимого мощного тела поднимались, разламывались каменные плиты дна, расплескивалась лава. Длинное это тело вдруг встряхнулось, вытянулось, распухло, сжалось и снова, пульсируя, раздулось. Обрисовалось существо, одетое в лаву и объятое черно-фиолетовым огнем, как гигантским пылающим плащом. Нита не могла оторвать изумленного, испуганного взгляда от этого чуда-чудища. Что это? Какой-то подземный кабель? Труба, кем-то проложенная по дну океана? Но ведь ничего созданного руками человека нет и не может быть на сотни миль вокруг! И потом, никакая труба не может сама по себе двигаться, дышать, раздуваться или же выползать из пролома в дне океана с такой ужасающей силой и неудержимым напором!
А пылающая фигура все поднималась. Теперь уже стали различимы части этого длинного горящего тела, которое растянулось с востока на запад насколько мог различить глаз. «Шея, – подумала Нита, когда эта гигантская кишка стала вырастать со дна, поднимаясь, вытягиваясь все выше и выше, – Шея и голова… Огромная змеиная голова с двумя острыми ядовитыми клыками, в чешуе темной горящей лавы, с пылающими черно-фиолетовой влагой глазами, из которых, казалось, вылетали язычки холодного пламени…»
В этом обличье она впервые появилась перед китами когда-то, после краха первой Песни. Теперь она снова торжествовала победу. Тьма с множеством имен. Змей-Искуситель, как его иногда называли люди, сейчас возвышался над морским дном. Узы, сковывавшие темную злобную Силу, ослабли, разорваны. «Да, вот она, ужасная правда, сокрытая в мифе о Змее, – подумала Нита. – об Искусителе, который лежит, свернувшись кольцом, под основанием мира и дожидается того рокового дня, когда сможет сжать мир в этом смертельном кольце».
И вот наступил ее миг. Но она все растягивала его, будто смаковала удовольствие, острый вкус своей победы. Она следила за Нитой, которая плавала всего в двух сотнях футов от ее клыкастых челюстей. Она испепеляла Ниту взглядом фиолетово-черных, пылающих алыми зрачками глаз, мрачный свет которых не мог забыть никто, окунувшийся в их горящую бездну. И эти глаза ЗНАЛИ Ниту.
Страх охватил девочку. И все же она обязана довершить то, что начала. «Я знаю свою партию, мне не придется добывать строки стихов из памяти Моря, – думала она, – поэтому и не потребуется той, отданной силы и волшебства, чтобы отогнать чудовище. Осталось одно – Жертвоприношение. Надо попробовать…»
Нита, борясь с кипящими водоворотами и осторожно наблюдая за малейшими движениями Змеи, отплыла назад, подальше от грозных челюстей. Она набрала в легкие остатки воздуха из защитного заклинания и возвысила голос, перекрывая какофонию грохочущей тьмы. «Эд'рум, – мысленно взмолилась она, – повремени!»
Должна ли я принять этот ничтожный Дар?
Тайну смерти признать и потерять Власть?
Так пусть же узнают, кто принял удар,
Кто кровь и дыханье свое позволил украсть…
Жадные фиолетовые глаза с тайным злорадством следили за ней, позволяя продолжать Песню, приблизить роковой миг. Но Одинокая Сила вовсе не собиралась дожидаться конца. Эта огромная отвратительная голова склонялась к ней, все приближаясь и приближаясь. Нита снова отплыла чуть назад и продолжала петь:
Не дозрела я для любви,
Зато для смерти созрела.
Пусть горло мое раздирает страх,
Свой удел принимаю смело.
В бледное тело зубы впились.
Пусть облаком алым колышется кровь.
Да, я не боюсь. Движенье и жизнь
Море вольет в меня вновь.
И с низким рокочущим голодным воплем голова Змеи обрушилась на беспомощно распростертую в воде Ниту.
ВОТ ОНО! НАЧАЛОСЬ!
Внезапный накат всколыхнувшейся воды отбросил ее немного назад. Не прекращая петь, она посмотрела вниз. Это был Кит. Сеть Жизни мерцала сквозь кожу кашалота, делая его тело как бы прозрачным и обрисовывая паутину переплетающихся нервов и кровеносных сосудов. «Сеть слабеет, – успела подумать Нита, – он еле держится, тело кашалота становится для него чужим». А Кит упорно продолжал таранить головой Змею в том месте, где шея извивалась сползающими ко дну кольцами. Они разрывали каменное дно, выламывали огромные куски камня, и в образовавшиеся отверстия вырывалась лава и бьющие горячими фонтанами гейзеры. Но Кит, не обращая внимания на все увеличивающийся жар, бил и бил Змею, вкладывая в каждый удар всю тяжесть своего громадного тела. «Он старается отвлечь Змею от меня», – подумала Нита, и волна тепла, любви и боли нахлынула на нее. О, Кит! Он ценой своей жизни покупает ей спасительные мгновения! Но цена была слишком велика, чтобы она посмела принять этот подарок и прекратить петь. Нельзя ждать!