Глубже
Шрифт:
Я рано научился драться. А когда мне было двенадцать, подруга моей кузины Кайли отвела меня в незапертую кладовку рядом с прачечной и показала, как надо трахаться.
С некоторой практикой у меня это тоже начало получаться.
Возможно, этого должно было быть достаточно для меня. Казалось, что этого было достаточно для всех остальных.
Но что-то во мне, как сорняк, всегда пробивалось сквозь трещины, искало свет. В поисках более
Я любопытен. Я хочу знать, как все устроено. Починить, если что-то сломалось, сделать лучше. Так уж я устроен, сколько себя помню. Когда три из пяти сушилок сломаны в прачечной на стоянке трейлеров, я должен знать, почему. Если я не могу добиться ответа, я разбираю эти хреновины и пытаюсь разобраться.
Когда есть что-то, что я могу сделать, я должен это сделать.
Думаю, именно это делает мужчину настоящим мужчиной. Не то, чью задницу ты можешь надрать или как хорошо ты можешь трахаться, а то, что ты делаешь. Как усердно ты работаешь для людей, которые от тебя зависят. Что ты можешь им дать.
В тот раз, когда мой отец приехал, когда мне было десять лет — когда я выступил против него и он избил меня так сильно, что я наконец научился его ненавидеть — он сделал маму беременной, прежде чем ушел.
Моя сестра, Фрэнки, появилась на свет уже с двумя ударами против нее. Мама не планировала еще одного ребенка и была не в восторге. Фрэнки появилась на свет раньше срока, слишком маленькая. Она много спала.
Потому что я любопытный, потому что не могу удержаться — я прочитал брошюру, которую принесли домой из больницы в пакете с бесплатной молочной смесью. Там говорилось, что дети должны просыпаться каждые три или четыре часа, чтобы поесть, но Фрэнки этого не делала. Даже близко.
— Какой хороший ребенок, — говорили все.
Никто не хотел слышать, что она умирает от голода.
Я не хотел любить Фрэнки. Я просто хотел ее вылечить. Но дело в том, что с младенцами происходит так: ты смешиваешь для них смесь посреди ночи, разворачиваешь их одеяло, меняешь им подгузники, проводишь ногтем по подошве их крошечных босых ножек, пока они не проснутся достаточно, чтобы поесть и в следующее мгновение они обхватывают своими маленькими пальчиками твою душу и никогда не отпускают.
Я должен был сделать все для Фрэнки. Все, что нужно было сделать. Я просто должен был.
Так я узнал, в какие часы работает Министерство здравоохранения. Какие документы нужно отнести в офис, кому звонить, если ты протягиваешь свою карточку «Орегонский след» в продуктовом магазине, а оказывается, что на ней нет денег, потому что твоя мама пропустила встречу и не сказала тебе об этом. Я узнал, где можно купить подержанную одежду. Кто в какие дни выдает бесплатную молочную смесь. Как сдавать
Я научился. У меня появилась сноровка.
Когда мне исполнилось четырнадцать, я зарабатывал больше, чем мама, и, наверное, начал думать, что я мужчина в доме. Скала, о которую разбивается прибой. Непобедимый.
Потом появился мой отец.
Если я был скалой, то он был приливом. Я ничего не мог сделать, чтобы он не утащил мою маму обратно в море. Все, что мне удалось, это укрыть Фрэнки, дать ей возможность спрятаться и держаться так, чтобы он не смог утащить под воду и ее.
После этого я начал думать о том, что еще я могу сделать.
Просто работать и держать все в порядке, как я уже делал — этого было недостаточно. Я должен был дать Фрэнки жизнь где-то еще, где лучше или она закончит, как все остальные девочки, трахаясь с двенадцатилетними мальчиками в чуланах, которых снова и снова трахает какой-то никчемный ублюдок, в которого она решила влюбиться.
Я не смог бы смириться с этой мыслью.
Когда я стал достаточно взрослым, чтобы водить машину, я получил работу на шикарном поле для гольфа в 40 километрах от дома. Я специально устроился туда, потому что знал, что, если где-то и можно встретить нужных людей, изучить их, понять, как стать одним из них, то только там.
Я прошел путь до носителя клюшек и так я познакомился с доктором Томлинсоном. Однажды я подменил его обычного помощника, когда тот заболел и потом он попросил меня стать его помощником на постоянку.
Это поле для гольфа, о котором я говорю, — когда я говорю, что оно шикарное, я имею в виду, что оно настолько шикарное, что люди прилетают туда со всего мира, чтобы просто поиграть в гольф и как только они выбирают своего помощника, они остаются с ним столько, сколько хотят. Это шикарно.
В общем, доктор Ти богат — он анестезиолог, а его жена — родом из богатых. Я был в их доме, высоко на обрыве с видом на поле для гольфа. Он огромный, чистый, все безупречно, ничего сломанного или не на своем месте.
Этот дом был похож на все, чего я хотел для Фрэнки. Крепость, которая защитит ее от моего отца, от боли, от принятия глупых, поганых решений и пустой траты жизни.
Я увидел этот дом, и я захотел его. Я хотел то, что было у него.
Думаю, доктор Ти тоже что-то увидел во мне. Росток. Мою готовность работать, расти к любому свету, который я могу найти. Он сказал, что я напоминаю ему его самого, когда он был бедным фермерским ребенком в Айове, отчаянно пытавшимся что-то сделать со своей жизнью.